Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
Любовь моя, она думает, что, если позовет на помощь, ситуация может измениться.
Бедная Жанна, она еще не поняла. Она отказывается сдаваться. Но только если мы сдадимся, закончится боль для нас обоих. Оставаться в живых означает бороться, но именно борьба и есть мой главный враг. Если, напротив, окончательно сдаться, наконец наступит покой.
Но есть нечто такое, что все еще связывает меня с этой кровью, которая стекает со стен и потолка. Это тайна, которая все еще заставляет меня любить жизнь. Кто-то идет попрощаться со мной, на стенах колышутся тени, они перемешиваются со стекающей кровью. Рядом со мной кто-то есть, и это не только тени, это живое и реальное присутствие. Кто-то хочет помочь мне понять и, возможно, сопроводить меня, держа за руку.
– Дедо.
– Да.
– Я не боюсь.
– Я знаю, Дедо, знаю.
– Я не боюсь даже смерти.
– Я это прекрасно знаю. Ты даже в детстве был храбрым.
Другой голос отделяется от крови.
– Я все время вижу тебя среди снега.
– Я здесь, Амедео.
– Ты всегда в моих снах.
– Я никогда не уходила.
Я слышу еще один голос.
– Амедео, ты против света, из-за солнца, которое светит в окно.
– Я здесь, чтобы выпить с тобой, пока ты меня пишешь. Предложи мне выпить.
Еще один голос, еще одна фигура.
– Я пришла, чтобы увидеть, как ты смеешься.
Как всегда.
– Кики? Это ты? Я больше не смеюсь.
– Дедо, мечты никогда не умирают.
– Это неправда, мама.
– Они не могут умереть, потому что они бестелесны. Мы привязаны к нашим мечтам, но потом мы должны отпустить их. А теперь – отдыхай. Закрой глаза и успокойся.
– Хорошо, мама.
Ночь
Я – воплощение всех женщин. Я мать, дочь, жена, любовница и отверженная возлюбленная. Я представляю собой все тела и всю боль женщин. Во мне – все их глаза, которые увидели, как наступила смерть, несмотря на упорную надежду.
Любовь моя, я ничему не научилась у тебя… Я хочу продолжать всеми силами цепляться за призрачную надежду, и мне не хватает смелости отпустить. Ты смелее меня, ты доверяешь судьбе и позволяешь произойти тому, что должно произойти. Я так не могу, не умею. Я не могу освободиться от страха. Что бы я делала без своего страха? Я боялась с детства. Это способ существования, который мне знаком. Страх моего отца, страх быть непонятой, страх не познакомиться с тобой, не быть любимой, страх обладать тобой и потерять тебя, страх родить тебе ребенка, страх не познать тебя до конца, страх увидеть твою смерть…
От боли плачут, от злости кричат и убивают, – но что делают от страха? Остаются неподвижными? Прячутся? Убегают? Что мне теперь делать?..
Я знаю: для тебя наступило избавление. А для меня? Я не хочу избавления, я хочу оставаться в счастье. Сколько мне придется ждать, чтобы наступило и мое избавление?
Слезы других людей дают мне понять, как тебя все любили и уважали. Слухи быстро распространились – в больницу пришло много людей: друзья, знакомые, художники.
Модильяни умер. В эти часы в Париже только об этом и говорят. Все убиты горем.
Все, кроме некоторых. Я всегда думала, что твоя смерть – самое худшее, что может со мной произойти, но я ошибалась. Хуже – стыд и отвращение от того, как ведут себя мои родители, зная о моем горе. Леопольд и Мануэль увидели меня без сил и практически потерявшую рассудок и отвели меня к родителям, полагая, что те лучше других смогут меня утешить. В доме, где я провела свою юность, я услышала, как супруги Эбютерн с отвращением говорили о дочери, которая стала вдовой, так и не став женой. Я слышала, как они рассуждали о том, какая это неудача, что тяжесть болезни помешала узаконить наш союз; они говорили, что Джованна – это обуза, что девочка является живым свидетельством позора. Я просила и умоляла увидеть тебя еще раз в траурном зале больницы, но они отказывали. Затем, видя мою решимость пойти одной, отец предпочел меня сопровождать, – но, когда мы пришли, он остался снаружи, он не захотел тебя видеть, и рядом со мной не было дружеского плеча, на которое я могла опереться.
Я предалась отчаянию в компании твоих друзей: они действительно страдают из-за твоей смерти.
Вернувшись домой, я увидела, как мой брат Андре выходит украдкой; у него в руках были три твои картины, которые оставались в нашей квартире.
– Как ты вошел в нашу квартиру?
– Дверь была открыта.
– Почему ты забрал эти картины?
– А ты хочешь, чтобы и они остались в руках того торговца?
Нет ничего более унизительного и безнадежного, чем отвращение, которое испытываешь к своей семье. Презирать свой род означает окончательно порвать с жизнью и самим собой.
Твое тело еще находится в больнице – а мой отец уже написал письмо семье Модильяни в Ливорно с разъяснениями, что он не намерен заниматься ни внучкой, ни тем ребенком, который скоро родится.
Амедео, у меня нет сил растить двоих детей без тебя. У меня нет сил бороться со своей семьей и с тем отвращением, которое у меня вызывает весь мир. Как я могу противостоять боли и вселять в своих детей надежду? У меня слишком много сомнений и нет ответов, потому что ответы приходят, только когда нет боли, а она останется – навсегда. Ты, по крайней мере, из того места, где сейчас находишься, видишь нечто похожее на бесконечность, – а я нахожусь среди людей, неспособных любить.
Знаешь, почему мой брат тайком унес три твои картины? Ты был прав, любимый: Збо приостановил продажи. Картины умершего художника стоят дороже. Ты никогда не был богатым, но сделаешь богатым Зборовского. Мне стыдно за всех.
На девятом месяце беременности я чувствую, как внутри меня шевелится жизнь, и мне страшно. Та боль, которую я испытываю, дает мне понять, что нет ничего более ценного, чем любовь. Я так сильно любила, что приговорила себя к мучениям, но… я бы повторила все снова.
Если две души соединяются, невозможно думать, что одна сможет жить без другой. Мне не хватает воздуха, не хватает сил.
Я лежу на кровати, на которой я спала в детстве, мои родители уже спят, я слышу, как храпит отец. Завтра воскресенье, и он пойдет с мамой в церковь.
Мне не хватает воздуха. Я подхожу к окну, открываю его. Вдыхаю ночной воздух и смотрю вниз. Дорога безлюдна.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 145
