Я привыкну.
Научусь.
Каждый из нас знал, что примерно так всё и закончится. Глупо было ожидать, что могло быть иначе.
* * *
Стук в парадную дверь раздался спустя две недели после свадьбы, в разгар дня, серого, короткого по поздней осени. Я с обеими сёстрами Шевери сидела в гостиной: Франсин вышивала, Диана читала письмо из дома, я пыталась рисовать. Услышала изумлённый голос мажордома, открывшего дверь, затем спешные шаги по холлу.
– Лия?
– Эветьен? – удивилась Диана, подняв голову от письма.
– Что-то он рано, – добавила Франсин, и я заметила, как они с Дианой переглянулись.
– Значит, у него получилось? – уточнила Диана недоверчиво.
– Похоже на то, – Франсин посмотрела в сторону входа.
– Что получилось и у кого? – спросила я.
– У твоего супруга. Он… – начала Франсин и осеклась под взглядом сестры, предостерегающим, выразительным.
Понятно. Опять какие-то тайны и заговоры в семействе Шевери.
Отложив карандаш, я встала из-за небольшого стола возле окна, направилась к ведущему в холл проёму. И замерла на полпути, увидев появившегося на пороге Тисона. С лихорадочным блеском в тёмно-карих глазах, взлохмаченного, небритого, одетого хуже, чем брат во время вылазки в Беспутный квартал. Сердце забилось быстрее, в горле резко пересохло и та куча фраз, которые мне так хотелось сказать где-то там, в тайных несбыточных фантазиях, внезапно испарилась.
– Тисон?
Так странно видеть его снова…
Здесь.
Сейчас.
Спустя столько времени.
И кажется, точно он – всего лишь сон, видение.
– Алия, – произнёс Тисон негромко, недоверчиво будто.
Словно сам не вполне понимал, что происходит и действительно ли это явь.
Я шагнула к нему, затем, плюнув на приличия, подхватила юбки и бросилась навстречу, обняла за шею, чувствуя, как его руки осторожно обвились вокруг моей талии. Тисон крепко прижал меня к себе, но почти сразу ослабил объятие, чуть отстранился, посмотрел в моё лицо.
– Ты вернулся…
– Вернулся. К тебе.
– А я замуж вышла, – зачем-то ляпнула я.
– Знаю, – по губам Тисона скользнула улыбка.
– Не беда, придётся выйти ещё раз, – Эветьен вышел из-за спины брата, встал рядом с нами. – При том при живом первом супруге.
Я покосилась через плечо на Диану и Франсин, но сёстры улыбались столь понимающе, с искренней радостью, без тени смущения и удивления, что я убедилась, что им было известно обо всём заранее. Правда, не нашлось ни сил, ни слов, дабы поделиться праведным возмущением.
Сейчас оно неважно.
– Разве в Империи так можно? – усомнилась я.
– В Империи нет. Зато в Вайленсии можно, – отозвался Эветьен беззаботно.
– А-а… ты на время вернулся? – глянула я на Тисона. – Или… насовсем?
Вдруг это очередная отсрочка неизбежного, последний глоток свежего воздуха, капелька свободы перед расставанием на веки вечные?
– Навсегда, – заверил Тисон твёрдо.
– Хотя Империю ему надлежит покинуть в течение декады, – добавил Эветьен.
Да и леший с ней, с Империей этой дурацкой!
Не отпуская Тисона полностью, я потянулась второй рукой к Эветьену, ухватила и его, слабо вздрогнувшего от неожиданности. Так и застыла между обоими мужчинами, обнимая каждого одной рукой и тихо всхлипывая. И когда Эветьен успокаивающим жестом положил ладонь мне на спину, разрыдалась окончательно.
Надеюсь, от счастья.
Эпилог
На Сонну мы прилетели в начале декабря. Разумеется, последний месяц года в этом мире назывался иначе, однако я нет-нет да продолжала пользоваться привычными словами и определениями. Мужчины поправляли меня лишь иногда, когда ситуация и окружение совсем уж не располагали к щеголянью иномирными словечками, или они сами не понимали, что я сказала. Я по-прежнему практиковалась в чистописании на франском и заодно приступила к изучению вайленского языка. Эветьен на вайленском говорил бегло, Тисон немного хуже, но вполне сносно, для меня же язык нового дома всё ещё оставался в статусе «моя твоя не понимай». Тем не менее настроена я решительно и сдаваться не собиралась, пусть изучение иностранного языка не проходило легко, быстро и гладко.
По зимнему времени остров был тихим, вялым, словно застывшим в полусне. При этом неожиданно тепло, куда теплее, чем на севере Империи, вокруг полно зелени и никакого намёка на снег. Даже мне, которую уже не удивишь тёплой бесснежной зимой, было странно сойти по трапу с императорской стрелы и очутиться среди пальм и цветов с чётким осознанием, что скоро Новый год. Не такой, конечно, как в моём мире, но всё-таки…
Конец одного безумного года и начало другого. Каким будет он, я пока представляла смутно, равно как и всю нашу совместную жизнь в Вайленсии, но Эветьен уверял, что мне там всенепременно понравится. Тисон соглашался, впрочем, ему возвращение на родину нынче вообще заказано, разве что ненадолго и тайком, чтобы до рассветников не дошло. Ну а мне не столь уж и важно, где жить, я ещё слишком плохо знала этот мир, чтобы делиться какими-то конкретными предпочтениями. Главное, чтобы мои мужчины были рядом и не приходилось изобретать оправданий нашим не вполне традиционным отношениям, ловить осуждающие шепотки за спиной.
До родового поместья Тиаго добрались мы пешком, благо что корабль приземлился на открытой площадке недалеко от дома Асфоделии. Двухэтажный белостенный дом окружала невысокая каменная ограда, скрывающая просторный двор, обрамлённый полукольцом деревьев. Внутрь мы прошли беспрепятственно и уже перед самым крыльцом наткнулись на слугу, молодого мужчину, одетого просто, без цветов своих хозяев, как принято у состоятельных фрайнов на континенте. Он шагнул нам навстречу, поклонился коротко, чуть небрежно, по каким-то лишь островитянам ведомым признакам определив, что нежданные гости прибыли с большой земли. Присмотрелся настороженно сначала к братьям Шевери, затем ко мне, идущей рядом с Тисоном за руку, и застыл, глядя недоверчиво, удивлённо.
Узнал.
Не меня, Алёну, но Асфоделию.
Эветьен проследил за взглядом слуги, выступил вперёд и сухо изъявил желание немедля увидеть фрайна и фрайнэ Тиаго. Более добавлять ничего не пришлось, слуга исчез так, будто его тут вовсе не было. Спустя минуту-другую дверь парадного входа распахнулась и на пороге появилась женщина, немолодая, светловолосая. Подхватив юбку строгого тёмно-синего платья, она сошла по ступенькам крыльца, сделала шаг к нам и тоже замерла. В светлых глазах, столь же загадочного переменчивого оттенка, что и глаза Асфоделии, отразились всепоглощающее изумление, щепотка недоверия, тайная надежда, оглушающее осознание, капля боли и бесконечное разочарование.
