Открыв глаза, я тихо обругал пассажира, сидевшего возле иллюминатора и не удосужившегося опустить пластиковую шторку, в результате чего я, с большим трудом уснув в своем неудобном сиденье эконом-класса и проспав совсем немножко, был вынужден проснуться… Но тут мне вдруг подумалось о том, что этот мой полет очень даже комфортабельный по сравнению с тем полетом, который я совершил несколько дней назад. Тогда мы, сидя в отрезанных от парашютов подвесных системах, прикрепленных к неуправляемому и отданному на милость ветру дирижаблю, молились в равной степени и о том, чтобы наш неказистый летательный аппарат отнес нас подальше от Черного Города, и о том, чтобы мы в результате этого своего экстравагантного перелета не оказались где-нибудь в самом глухом уголке бассейна реки Амазонки.
Из нашего самодельного дирижабля тогда, конечно же, кое-где начал просачиваться водород, а потому примерно к середине ночи высота полета существенно уменьшилась. Тем не менее ветер устойчиво гнал дирижабль со скоростью двадцать или тридцать километров в час на северо-запад, и мы, освещаемые огромной луной, летели примерно в двухстах или двухстах пятидесяти метрах от вершин деревьев.
С наступлением рассвета Касси заметила на земле, на расстоянии примерно километра впереди от нас, мерцающие желтоватые огоньки. Это были, по-видимому, костры, разведенные людьми, однако нам предстояло пролететь мимо них. У нас не имелось возможности каким-либо способом заставить наш самодельный дирижабль опуститься на землю, пусть даже эти костры и были, скорее всего, нашим единственным шансом встретить в бескрайних джунглях каких-то людей, а значит, суметь выжить. Нам было в высшей степени тяжело видеть, как мы подлетаем все ближе и ближе к этим огонькам (мы уже даже разглядели, что они являются кострами маленькой деревни, домики которой были сделаны из дерева и жести и располагались на берегу небольшой реки), и осознавать при этом, что мы не сможем остановить свой неуправляемый летательный аппарат и что он, возможно, унесет нас за сотни километров от этой деревни.
— Черт бы побрал этот дирижабль! — воскликнул в отчаянии профессор. — Мы пролетим мимо!
— Пройдет, наверное, еще несколько часов, прежде чем из этой штуковины высочится весь газ, — пробурчала Валерия, уныло глядя на брюхо дирижабля. — Пока одному только Богу известно, где нам доведется приземлиться.
— Нужно было быть полным болваном, чтобы не предусмотреть систему приземления, — громко упрекнула меня мексиканка, повернувшись в своей подвесной системе в мою сторону.
— Ну да, конечно, — ответил я. — В следующий раз я предусмотрю мини-бар и сиденья с регулируемой спинкой.
— Не болтай ерунды. Надо было думать раньше.
— Хватит! — вмешался в наш разговор профессор. — Самое последнее, что нам сейчас нужно, — так это вступать друг с другом в споры… — Он, явно нервничая, посмотрел вниз. — Никому не приходит в голову, как мы могли бы приземлиться?
Ответом на его вопрос стало выразительное молчание.
— Я знаю, что нужно делать… — сказала пару минут спустя Валерия. — Но вот чего я не знаю, так это каким образом.
— Что ты хочешь сказать?
— А то, что нам необходимо сделать так, чтобы водород сочился из дирижабля побыстрее, но у нас нет клапана, который можно было бы для этого открыть.
Сидя в своей подвесной системе позади всех, я посмотрел вверх, на дирижабль, и подумал, что есть только один способ, при помощи которого этого можно было бы достичь.
— Значит, — сказал я, — такой клапан нужно смастерить.
Хотя я произнес эти слова не очень-то и громко, мои спутники меня услышали и, обернувшись, посмотрели на меня. Я же достал правой рукой из ножен нож и, подняв его вверх, вопросительно посмотрел на своих друзей.
Никто из них ничего не сказал, хотя они прекрасно поняли, что я предлагаю сделать. Однако их молчания было для меня вполне достаточно. Я, засунув нож в ножны, высвободился из своей подвесной системы и полез вверх по стропам, соединяющим ее с дирижаблем. Затем я, обвив одну из этих строп вокруг своей левой ноги, перестал держаться за стропы правой рукой и снова вытащил нож из ножен. Бросив последний взгляд на своих спутников, выжидающе смотревших на меня, я поднял руку над своей головой и проткнул ножом материю. Из дирижабля тут же начал выходить с шипением водород.
Я снова спустился по стропам к своей подвесной системе и стал удовлетворенно наблюдать за тем, как дирижабль начал постепенно снижаться. Поначалу он снижался примерно так, как мне и хотелось, затем — чуть быстрее, а через минуту — уже намного быстрее, чем нам было нужно. Он, точнее говоря, не снижался, а просто падал.
— Дамы и господа, — сказал я, видя, как стремительно мы приближаемся к земле. — У нас, похоже, возникли кое-какие трудности с посадкой, а потому я прошу вас пристегнуть ремни и привести спинки в вертикальное положение.
Дирижабль «стабилизировался» в своем падении на угле примерно в сорок пять градусов. Кроны деревьев неумолимо приближались к нам, причем все быстрее и быстрее. Нам было видно сверху, как несколько жителей деревушки, словно бы услышав, как мы переговариваемся между собой, вышли из своих хижин и уставились на небо, с которого на их деревню падал какой-то непонятный объект — как будто небеса решили их за что-то покарать. Эти жители, вероятно, подумали, что мы — четверка скупых марсиан, которые прилетели на Землю на самых дешевых местах разноцветной летающей тарелки, уже вот-вот собирающейся приземлиться.
Точнее говоря, не просто приземлиться, а хорошенько шандарахнуться о землю.
Мы со скоростью падали вниз — как на американских горках, когда тебе известно, что в конце нет поворота, который позволил бы снизить скорость и благодаря этому не разбиться. Нам предстояло очень сильно удариться о землю, и уберечь нас от этого удара уже не мог никто. Мне оставалось разве что надеяться, что мы не разобьемся в лепешку только благодаря тому, что дирижабль, не успев долететь до площади посреди деревни, к которой он приближался по прямой линии, зацепится за крону какого-нибудь из растущих вокруг нее больших деревьев и мы отделаемся ушибами и, скорее всего, одной-двумя переломанными костями, но зато, по крайней мере, останемся живы.
Однако когда до этих деревьев оставалось лишь несколько десятков метров, я понял, что ни одно из них дирижабль не заденет: мы пролетим буквально в нескольких сантиметрах от самых высоких из них — наверняка даже чиркнем по их самым верхним веткам своими ступнями, — но зацепиться за них у нас не получится, и нам неминуемо придется на большой скорости врезаться в твердый грунт.
— Подогните ноги и попытайтесь покатиться по земле, когда мы приземлимся! — крикнул я своим друзьям, но они не обратили на мои слова ни малейшего внимания: они все трое, терзаемые мрачным предчувствием, смотрели, словно загипнотизированные, на приближающуюся к нам красноватую землю, зная, что мой совет был таким же полезным, как если бы я предложил им махать руками, чтобы взлететь.
Я впился глазами в маленький домик, возле которого, по всей видимости, мы должны были приземлиться… И тут вдруг, подняв взгляд выше его крыши из пальмовых листьев, я увидел нечто такое, чего до сего момента не замечал.
