Впрочем, сообщая Рокко и Дэви утренние новости, эту мысль я оставила при себе.
— В смысле пуль эта штука не на сто процентов надежна пока что.
— А на сколько? — спросила я.
— На восемьдесят.
— Семьдесят, — поправил Рокко.
— И все равно здорово.
Он снова улыбнулся, изогнув красивые губы, и сделался моложе, как-то свежее.
— Но если есть монстр, сделанный из воздуха, я думаю, с этим я смогу повозиться.
Я была за него рада, а семидесятипроцентный успех для редкого таланта очень неплохо, но как-то я не была уверена, что хочу выступить против великана, способного разорвать человека в бронежилете или же изрубить его в куски вихрем клинков. Семьдесят процентов — это кажется неплохим шансом, если на карте не стоит твоя жизнь, иначе оценка меняется. Но будем смотреть правде в глаза: что у нас есть еще? И тут я поняла, что я дура. Я же знаю: у погибшего практиционера было заклинание, которого испугался Витторио.
Я поискала в телефоне номер Фебы Биллингс. Если член ковена знал заклинание, то есть шанс, что его верховная жрица тоже его знает. А со мной — еще два практиционера. Если все мы его сможем выучить, у нас будет шанс.
Глава семьдесят первая
Я сидела на пассажирском месте машины Рокко, когда что-то будто мелькнуло. Сперва я подумала, что это игра яркого света пустынного солнца, но снова оно мелькнуло у меня в поле зрения, и я поняла, что это в голове.
— У меня видения, — сказала я вслух.
— Какого рода видения? — спросил Рокко.
Дэви подался вперед на сиденье. Вопрос был хороший — а хорошего ответа у меня не было.
— Не знаю. Исчезло уже, но было отчетливое.
— Расскажи, когда и что ты видела.
— Расскажу.
Про себя я надеялась, что больше ничего не увижу, но просто приятно было работать с полицейскими, которые тебя не считают психом только за то, что ты — экстрасенс.
Зазвонил мой телефон — это отозвалась на мое сообщение Феба Биллингс. Она начала сразу:
— Полиция к моей двери не приходила. Вы не стали привлекать по этому делу меня и мою группу.
— Не видела в этом смысла. Но я выяснила причину смерти Рэнди и что он делал в момент гибели.
И я объяснила.
— Джинн, в Америке? В самом деле?
— Честное слово.
— Погоди минуту, я посмотрю. Я знаю, какое ты имеешь в виду заклинание, но оно очень старое и его нет в здешних книгах. Рэнди всегда копался в истории нашего ремесла; вспоминаю вечер, когда он говорил о джиннах и о том, что верно и что неверно в легендах. — Слышно было, как она ходит и ищет. — А, вот оно. Ты по-арабски говоришь?
— Нет.
— Рэнди говорил, это была одна из его специальностей в армии. Кто-нибудь из твоей группы СВАТ говорит?
Я передала этот вопрос.
— Мун говорит, но у него мать из Ирана, — сказал Дэви.
— Я умею читать, — ответил Рокко, — и Мун говорил, что произношение у меня хорошее.
Я отдала ему телефон, и Феба прочла ему заклинание. Он повторил его вслух, и у меня от него волосы на руках встали дыбом, как было ночью.
— Она просит, чтобы ты записала заклинание.
— Я не умею по-арабски.
— Запиши прямо как она тебе будет говорить, по буквам. Она попробует продиктовать так, как произносится. Хочет проверить, будет ли работать заклинание, если его произнести, не понимая.
— Ну, как любое волшебное слово, которое действует, даже если его произнести случайно, — ответила я.
— Да.
— Но они очень редко встречаются, — вставил Дэви. — Большая часть заклинаний не действует, если за ними нет какой-то силы.
Я стала записывать буквы, которые диктовала Феба по одной. При записи по-английски арабского текста получалась бессмыслица, но надо будет попробовать. Записав все, я повторила этот текст Фебе.
— А теперь то же самое, но быстрее.
Я прочла быстрее. Не было покалывания кожи — просто бессмысленный звук.
— Скажи, что оно должно делать, — попросила я.
— Оно посылает их обратно через щит Соломона. И запирает вне нашей реальности.
— Чары изгнания, вроде как для демона?
— Да, можно так назвать.
Я попробовала снова, сосредоточившись на том, что должно делать такое заклинание; вложила намерение в звуки, которые должны были бы быть словами, и все равно не получилось. Я отдала запись Дэви — и снова та же энергия стала покалывать кожу.
— Кажется, ты вот здесь и здесь произносишь неправильно, — сказал он.
Я по дороге продолжала усердно отрабатывать произнесение заклинания, стараясь не отстать от ребят. У нас есть Дэви и есть заклинание. Пистолеты этим тварям не страшны.
— Позвони Муну, — сказал Рокко, — дай ему слова. Он знает, как их произносить.
Дэви позвонил. Я спросила Рокко, когда он под скрип тормозов сворачивал за угол, а я вцепилась в дверь:
— Что заставило тебя выучить арабский?
— Я хотел читать для себя Коран и Библию без вмешательства переводчиков. Мало кто знает, что некоторые исходные книги Библии были написаны на арамейском.
— Я знаю, но я не читаю на нем.
— По той же причине я читаю на древнегреческом.
— Ты, я думаю, ревностный прихожанин.
— Каждое воскресенье в церкви, если нет вызова.
Я ему улыбнулась:
— И я тоже.
— Я лютеранин, а ты?
— Епископальная церковь.
Он потратил на меня целую улыбку:
— Церковь Толстого Генриха?
— Ладно, ладно. Я знаю историю своей церкви и ничего против нее не имею.
— Главное, чтобы знала.
— Да. Моя церковь существует потому, что Толстый Генрих не мог развестись, будучи католиком.
Я услышала, как Дэви произносит в телефон звуки заклинания, и они отдались у меня в позвоночнике.
— Колдун погиб, пытаясь сказать эти слова, — напомнил Рокко.
— Да.
— Расплатимся за Колдуна.
— Расплатимся, — ответила я, и хотя ни разу не видела его живым, сказала от души.
Конечно, у меня в номере тигр, который его распорол, но он так же невиновен, как те вампиры, которых мы пытаемся спасти, как люди, которых мы отпустили вечером. Я все же не стала рассказывать Рокко и Дэви про Себастьяна. Что бы я сделала, если бы на столе лежал Эдуард, а оборотень мне объяснял бы, что у него не было выбора, что его заставили? Ответ простой: я бы его убила.
