Нестор дорого бы дал за то, чтобы узнать, о чем они там говорили. О Королеве, сто пудов. Но как спросить?:::::: Простите, Шеф, вы сейчас случайно… Нет, я на эту тему первым не заговорю, вот если он меня сам спросит…::::::
Шеф садится за стол.:::::: Ну вот! Теперь он совсем озверел, так его достали.:::::: Шеф качает головой, словно говоря: «Вот придурки». Затем поднимает глаза на Нестора с тем же выражением лица и говорит:
– Так о чем я?
:::::: Господи! Ну и рожа! Наверное, считает, что я тоже из этой шайки.::::::
– А, вспомнил. У меня тут лежит кое-что из вашего…
Тут он склоняется так низко, что почти весь исчезает под столом. Нестор слышит, как выдвигается нижний ящик. Когда Шеф распрямляется, в руках он держит что-то объемистое: два серых контейнера, маленький и другой, побольше. В таких обычно хранят вещдоки. Шеф ставит контейнеры на стол. Сначала открывает меньший…
Блеснуло золото… знак свыше… И через секунду Нестор видит, что это.
– Ваш жетон, – Шеф протягивает ему нагрудную бляху.
Нестор уставился на нее так, словно это чудо из чудес. А Шеф уже открывает второй контейнер… и достает из него громоздкую портупею… кожа и металл… «глок» в кобуре на кожаном ремне.
– Ваше табельное оружие, – говорит Шеф бесстрастно.
И вот Нестор уже держит бляху в одной руке и «глок» – в другой. Он долго… пожалуй, слишком долго их разглядывает, прежде чем поднять глаза на Шефа.
– Значит ли это… – начинает он дрожащим голосом.
– Да, – подтверждает Шеф. – Это значит, что вы восстановлены в правах. Ваше ближайшее дежурство – завтра в четыре ноль-ноль.
Произошло чудо, и Нестор едва не теряет дар речи.
– Спасибо… эээ…
Шеф решает ему помочь.
– Я хочу дать вам совет… впрочем, нет. Это приказ. Я собираюсь установить, скажем так, атмосферные помехи. Вы не будете общаться с прессой ни в какой форме и ни под каким видом. Я понятно выражаюсь?
Нестор кивает.
– В том, что ваше имя появится в завтрашней газете, можете не сомневаться. Окружной прокурор сделает заявление, что он отзывает обвинения в адрес школьного учителя в «Ли де Форе»… Хосе Эстевеса… за отсутствием улик. Там будет упомянуто ваше имя, поскольку именно вы разоблачили одноклассников, из страха покрывавших главаря шайки… Дюбуа. Я хочу, чтобы ваше имя было упомянуто в этой связи. А в остальном, как я сказал: никаких интервью… никаких подтверждений или опровержений… вообще никаких контактов с прессой. Еще раз: это приказ.
– Да, Шеф! – Бодрый голос Нестора означает: «Ура, я снова в обойме».
Опершись на стол, Шеф всем телом подается к подчиненному… и впервые отступает от сурового командирского тона, не допускающего возражений. Губы его растягиваются в широченной улыбке, в глазах блестит живой огонек, и даже щеки, кажется, налились теплотой.
– Добро пожаловать, Камачо.
Он говорит тихо, с улыбкой, которая едва ли освещает кабинет в убитом квартале Майами… но с ней не сравнился бы даже луч, блеснувший из небесных сфер… Вот истинная благодать, поднимающая нас над бездной наших грехов и ошибок, на которые мы, смертные, увы, обречены.
Выйдя из здания, Нестор не чувствует себя человеком, доказавшим свою правоту или выпущенным на свободу, он не испытывает никакого торжества. Только легкое головокружение и потерю ориентации в пространстве, как будто по мановению руки с его плеч исчез тяжеленный груз, который он так долго нес на себе, и теперь раскаленная небесная лампа снова привычно припекает его макушку. Он не понимает, где он и куда идет. Тотальное выпадение из мира реальности… Стоп! Он должен позвонить.
Она мгновенно откликается:
– Нестор?
– У меня хорошие новости. Шеф вернул мне бляху и револьвер. Меня восстановили в правах. Я снова полноправный коп.
– Боже мой, Нестор! Но это же… это же… здорово! – восклицает Жислен.
