– Где она?
– В пути, по дороге в Лухан. Она будет гостьей в «Гнезде ястреба». Почетной гостьей, смею заверить вас. Герр Райнеман с превеликой радостью примет ее у себя. Я как раз собирался звонить ему, но затем решил подождать, пока не переговорю с вами.
– Вы перешли все границы! – заявил Дэвид, стараясь не дать выплеснуться наружу бушевавшей в нем ярости. – Пытаетесь диктовать свои условия, забывая о том, что вы – в стране, придерживающейся нейтралитета. И что захват в заложники сотрудника иностранного посольства на территории нейтрального государства...
– Миссис Камерон – не заложница, а всего лишь наша гостья, – проговорил немец, явно насмехаясь над Сполдингом. – И к тому же к дипломатическим работникам, насколько мне известно, никак не относится. Она, как вы и сами прекрасно знаете, – всего-навсего овдовевшая невестка посла, не более того. Никакого официального поста не занимает. Позволю себе заметить в связи с этим: у вас, американцев, слишком уж запутано все, что касается социальных отношений или социального статуса человека.
– Вы знаете, что я имею в виду! Вам не нужно всего объяснять!
– Я сказал: она – наша гостья! Как мне представляется, вас прислали сюда для того, чтобы вы встретились здесь с известным финансистом и обсудили с ним кое-какие вопросы, имеющие прямое отношение к... международным экономическим связям. Этим самым финансистом является не кто иной, как еврей, изгнанный со своей родины – из страны, с которой вы воюете сейчас. Так что, по моему мнению, у вас нет никаких оснований вот так, прямо с ходу, бить тревогу... Если вообще следует это делать.
Надо было спешить. Джин – не предмет для торгов. Она – это одно, а товарообменная сделка или обвинительный акт – совершенно другое. Впрочем, черт с ним, с обвинительным актом! Как и с бессмысленным словоизлиянием! Проку от этого – ни на грош!
Сейчас он должен думать только о Джин.
– Итак, что вы хотите? – произнес Дэвид.
– Вот это – другой разговор. Я был уверен, что мы с вами найдем общий язык. Что вам за дело до происходящего вокруг? Или мне, если уж быть откровенным?.. Мы оба лишь выполняем приказы. Ну а философией пусть занимаются другие, те, кто повыше нас. Наша задача – выжить в этих условиях, вот и все.
– Довольно странно слышать это от того, кто верит в будущее Германии. А ведь вы, как мне говорили, именно такой человек, – сказал Дэвид просто так, желая лишь выиграть время: ему нужна была передышка, – в пару-другую секунд, – чтобы продумать дальнейшие действия.
– Все обстоит куда сложнее, – ответил Штольц. – Мне становится страшно при одной мысли о том мире, который уже канул в прошлое. Но и мир, грядущий на смену ему, тоже пугает меня, хотя и не так... Однако хватит об этом, перейдем к делу. Остающиеся чертежи – в «Гнезде ястреба». Вы должны будете приехать туда вместе со своим физиком. Я хотел бы договориться с вами обо всем сегодняшним же вечером.
– Подождите минутку! – Дэвид проиграл в голове различные варианты возможных шагов со стороны своих контрпартнеров. – На мой взгляд, это не самое чистое гнездо из тех, в которых мне довелось побывать. Его обитатели оставляют желать много лучшего.
– Так же, как и их гости...
– Я соглашусь посетить «обитель сию» лишь при двух непременных условиях: во-первых, я увижусь с миссис Камерон сразу же, как только приеду. И во-вторых, отправлю шифровки, – если вообще стану их отправлять, – лишь после того, как она вернется в посольство. И не одна, а с Леоном.
– Это мы обсудим позже. Сейчас же я хотел бы предупредить вас кое о чем. Если вы не появитесь в «Гнезде ястреба» до наступления вечера, то больше никогда не увидите миссис Камерон. Во всяком случае, в том виде, в каком лицезрели ее в последний раз... В имении Райнемана, как вы и сами поняли, немало различных развлечений, доставляющих гостям истинное наслаждение. Однако, к сожалению, в прошлом там не раз происходили несчастные случаи. Например, во время купания в реке или бассейне... Сопряжена с определенной опасностью и верховая езда...
* * *
Управляющий поместьем дал Дэвиду дорожную карту и заправил машину военно-морских сил хранившимся на ранчо бензином. Сполдинг сорвал оранжевые значки с бампера и зачистил краску на номерах, в результате чего семерка превратилась в единицу, а восьмерка в тройку. Затем убрал с капота эмблему, залил черной краской решетку на радиаторе и убрал с колес все четыре колпака. И в довершение всего схватил в руки здоровенную кувалду и начал, к изумлению стоявшего молча гаучо, дубасить ею по отделанным деревом дверцам, багажнику и крыше автомобиля.
Теперь у машины был такой вид, словно она потерпела аварию в какой-нибудь глухомани, где не было мастерских.
Доехав по проселку до телефонной подстанции, Дэвид вывел машину на большак и, повернув на восток, в сторону Буэнос-Айреса, нажал на акселератор. Разбитый автомобиль, не выдержав дополнительной нагрузки, начал дребезжать и лязгать металлом. На коленях у Леона лежала развернутая карта. Если они правильно выбрали маршрут, то смогут добраться до округа Лухан и по проселочным дорогам, минуя автомагистрали, что значительно снижало для них опасность напороться на патрули, наверняка уже высланные в этот район с военно-морской базы в Ла-Боке.
Ирония судьбы, подумал Дэвид, оценивая ситуацию. Для того чтобы спасти Джин, – и не только ее, но и себя, если смотреть правде в глаза, – он должен будет вновь встретиться сейчас с тем самым врагом, с которым сражался столь неистово три с лишним года: из-за непредвиденного поворота событий, вызванного государственной изменой со стороны высших чинов в Вашингтоне и Берлине, противник превратился в союзника.
Как там выразился Штольц? «Ну а философией пусть занимаются другие, те, кто повыше нас», – не так ли?
Эти слова и имеют какой-то смысл и не имеют его.
* * *
Дэвид чуть было не пропустил незаметный с пустынной дороги подъезд к «Гнезду ястреба»: в тот единственный раз, когда довелось ему здесь побывать, его ввезли сюда с противоположной стороны и к тому же темной ночью. И если он все же не сделал этого, то лишь потому, что вовремя заметил просвет в деревьях и уходившие влево свежие следы от шин, пока что не спекшиеся под жаркими лучами солнца и не стертые еще колесами других автомобилей. Снизив скорость, Сполдинг вспомнил слова охранника, несшего вахту на пирсе в Очо-Кале: «Суетятся вовсю, возбуждены до предела. До меня то и дело доносились их вопли. И, ко всему прочему, каждый из них норовит отдавать приказы».
Он ясно представил себе и Райнемана, который орал, указывая, кому что делать, и автоколонну из «бентли» и «паккардов», выкатившуюся вслед за тем из «Гнезда ястреба» по малоприметной подъездной дорожке, чтобы взять курс на одну из тихих, спокойных улиц в Сан-Тельмо.
И подумал о том, что чуть позже, уже в предрассветное время, по распоряжению того же Райнемана, в сторону лежащего на отшибе небольшого полуострова, каковым являлся Очо-Кале, двинулись, вне сомнения, другие машины, в которых сидели исходившие потом от страха наймиты.
