Президент грустно вздохнул:
– Как уже не раз происходило в нашей отечественной истории, наш гуманизм обернулся против нас.
– Теперь все зависит от Чандлера, – сказал Николс.
Генерал Меткалф кивнул:
– Ему сейчас не позавидуешь.
Настало время принимать решение. Больше ждать было нельзя. А президент, сидящий в своем кресле в Белом доме, молчал. Он ловко передал самую грязную работу военным, возложив всю ответственность на генерала Чандлера.
Президент не мог позволить армии иностранцев, пусть даже невооруженных, вторгнуться в свою страну, но вместе с тем и не мог отдать прямой приказ Чандлеру стрелять в женщин и детей.
Никогда еще президент не чувствовал себя таким беспомощным.
* * *
Поющие женщины с детьми находились уже в нескольких метрах от засевших в окопах солдат. Те же, кто шел во главе колонны, двигающейся по мосту, приблизились настолько, что могли заглянуть в дула пушек.
За плечами у генерала Кертиса Чандлера была долгая и славная военная карьера. Ему было что вспомнить, но абсолютно нечего было ждать, кроме всепоглощающего чувства вины. Его жена умерла, детей не было. Став бригадным генералом, он достиг вершины карьеры, и ему не к чему было стремиться, кроме как к отставке, которая была уже не за горами. И теперь он стоял на возвышенности, наблюдая, как сотни тысяч нелегальных эмигрантов направляются в его страну, и недоумевал, чем он заслужил такое наказание.
На его помощнике в полном смысле слова не было лица, когда он подошел к Чандлеру.
– Сэр, приказ открыть огонь.
Чандлер вглядывался в лица маленьких детей, испуганно жавшихся к матерям. В тусклом свете свечей их глазенки казались огромными и очень черными.
– Генерал, каково будет ваше решение?
Чандлер что-то пробормотал, но помощник не расслышал. Заунывное пение было слишком громким.
– Извините, генерал, вы сказали «огонь»?
Чандлер резко обернулся, его глаза мрачно блестели.
– Пусть идут.
– Сэр?
– Это мой приказ, майор. Пусть идут. Черт меня подери, но я не желаю на исходе дней моих стать детоубийцей. И бога ради, даже не произносите слов «не стрелять». Какой-нибудь тупой ротный может не расслышать.
Майор кивнул и поспешно заговорил в передатчик:
– Всем командирам, генерал Чандлер приказал не предпринимать никаких враждебных действий и позволить эмигрантам пройти через наши позиции. Повторяю, пусть идут.
С огромным облегчением американские солдаты опустили оружие. Прошло совсем немного времени, и они уже вовсю флиртовали с женщинами, играли с детьми и, опустившись на колени, вытирали с чумазых мордашек слезы испуга.
– Простите меня, господин президент, – сказал генерал Чандлер, глядя прямо в камеру. – Мне очень жаль, что я вынужден закончить свою военную карьеру, не подчинившись прямому приказу главнокомандующего, но я считаю, что при данных обстоятельствах...
– Не беспокойтесь, – перебил его президент, – вы оказались на высоте. – Он повернулся к генералу Меткалфу и сказал: – Я не знаю, какое место занимает генерал Чандлер в вашей табели о рангах, но прошу вас позаботиться, чтобы он получил еще одну Белую звезду.
– С большим удовольствием, господин президент.
– Браво, – господин президент, – сказал Шиллер. – Вы по-прежнему уверены в своих кадрах.
На губах президента появилась слабая улыбка:
– Я служил вместе с Кертисом Чандлером в Корее, когда мы оба были артиллерийскими лейтенантами. Он мог бестрепетно вести огонь по беснующейся вооруженной толпе, но ни за что на свете не обидел бы ни ребенка, ни женщину.
– Но дело еще не закончено, – напомнил генерал Меткалф.
Президент кивнул:
– Теперь мне предстоит держать ответ перед американцами за то, что на их землю хлынула масса нелегальных эмигрантов.
– Зато ваша сдержанность станет весомым аргументом в будущих переговорах с президентом Де Лоренцо и другими лидерами центральноамериканских стран, – успокоил его Дуглас Оутс.
– А тем временем, – добавил Мерсьер, – наши военные и дипломаты будут спокойно собирать обманутых Топильцином людей и без шума выдворять их за пределы страны.
– Эта операция должна производиться как можно более гуманно, – твердо заявил президент.
– Мне кажется, господин президент, вы кое-что забыли, – сказал генерал Меткалф.
– Вы о чем?
– Об Александрийской библиотеке. Теперь ничто не помешает Топильцину завладеть артефактами.
Президент устремил взор на сенатора Питта.
– Что скажете, Джордж? Теперь на вас вся надежда. Может быть, вы введете нас в курс своего плана?
Сенатор, не поднимая глаз, упорно смотрел в стол. После долгого молчания он произнес:
– Мой сын Дирк придумал обманный ход. Если все пойдет хорошо, Роберт Капестерре, он же Топильцин, не сможет наложить руки на сокровища древних. Но если план Дирка не сработает, что тоже нельзя исключить, Капестерре будет править Мексикой, а сокровища будут утрачены навсегда.
75
Благодарение богу, религиозный фанатизм и маниакальное стремление к власти Топильцина не привели к кровопролитию. Во время шествия никто не погиб. Единственными жертвами стали утонувшие при первой переправе.
Никем не сдерживаемся толпа прошла через армейские позиции, потом по улицам города к холму Гонгора. Пение прекратилось. Люди выкрикивали лозунги на ацтекском языке, которые ни американцы, ни большинство мексиканцев не понимали.
Топильцин возглавил триумфальное паломничество. Земное воплощение ацтекского бога, он тщательно спланировал свою роль освободителя. Захват египетских сокровищ дал бы ему необходимое влияние и денежные средства для свержения популярной в народе партии президента Де Лоренцо, не подвергая себя неудобствам и неожиданностям свободных выборов. Всего четыреста метров отделяло семью Капестерре от обладания Мексикой.
До него еще не дошли новости о смерти его брата в Египте. Ближайшие помощники Топильцина во время всеобщего ликования покинули машину связи и не получили это важное известие. Они следовали за платформой, на которой несли Топильцина, ведомые любопытством и желанием первыми увидеть артефакты.
Топильцин стоял, выпрямившись во весь рост, в белых одеждах и накидке из шкуры ягуара, высоко подняв флаг с изображением орла и змеи. На него были направлены переносные прожекторы, заливая ацтекского мессию разноцветными лучами света. Яркий свет раздражат его, и Топильцин приказан направить часть прожекторов на склон.
На холме стояло несколько тяжелых машин, но людей видно не было. Раскопки казались покинутыми. Ни возле кратера, ни возле тоннеля не было ни одного армейского инженера. Это Топильцину не понравилось. Он простер руки, повелевая толпе остановиться. Приказ был повторен многочисленными помощниками с использованием громкоговорителей, и через некоторое время толпа остановилась. Все лица обратились к Топильцину. Люди почтительно ожидали приказа своего божества.
