сухое бешеное лицо к писцу:
— Тысячу тысяч лет жизни Императору великой Поднебесной империи! Написал? Это — написал?
Глава 43
Вещун догадался, что дело плохо, когда по его команде кержаки неспешно, но чисто сняли снег с предгорья — примерно с полуверсты. По древней карте выходило, что где-то тут, на расчищенном месте, должен быть второй, затаенный вход в пещеру Бор Нор.
Входа не нашли.
Исходив с утра до вечера весь склон горы, Вещун понял, что вина ложится на трясение земли. Древняя божественная карта не врала, врала сама местность, изломанная в глыбы страшной силой подземных ударов.
Вечером, хлебая жирный шулюм, наваренный Сенькой Губаном, старик часто останавливал ложку у рта и долго держал. Сенька сначала испугался — может, сильно жирное варево он спроворил? Потом понял: старик думает.
Сенька уже сообразил, что где-то там, под землей, спрятался со своими людьми князь Гарусов. На то намекал и барин его — Федор Иванович Соймонов. Точно, спрятался князь от китайцев, недаром обо всем китайском весь день шептались кержаки, чистя скалы. Да и других дурных народов, способных лезть в драку с русскими, за Байкалом не водилось. Одначе что-то стряслось. То ли с князем, то ли с умом старика. Забыл, видать, старый, где пещерный лаз. Оно бы Сеньке надо — лезть под кержачью, староверскую руку, можно и цепями загреметь, ежелив кто увидит Сеньку в непотребной православию компании… Но Сенька думал о себе, а это значит — о своем барине. Хоть и дал он Сеньке вольную, да и денег обещал, а что Сенька будет один? Репу сеять, огород городить? Прошли те года. Ему теперь без барина никак! А барин — стоит за этого старика. Значит, и Сенька — за старика! И на том — шабаш!
— Слышь, отец, — отужинавши первым, сказал тогда Сенька, — разреши, я по раннему утречку с собакой пробегусь. Мяса надобно поболее вкушать в энтакую стынь.
Старик согласно мотнул головой. Сенька вышел на улицу, свистнул свою сучку — Альму. Та собака была бело-черного окраса, говорили — пошла из рода аглицких сеттеров. Да откуда в Сибири аглицкие собаки? Тут своих собак — табуны! И все оне слух имеют нешутейный, а более того — нешутейный нюх!
Собака радостно прибежала на свист, заластилась, поняла, что ее ведут в тепло — кормить, чтобы завтра работать. Работать Альма любила.
Солнце только взошло, когда Сенька Губан ушел с очищенной кержаками местности и стал лыжами, подбитыми лисьим мехом, тропить снег прямо на юг. Там, под косыми лучами утреннего солнца, верстах в пяти, виднелся распадок меж двух горных кряжей. Как-то не так стояли эти горушки, не так. Двадцать лет ходил по Сибири Сенька, ходил как бы личный адъютант Соймонова и много от барина нахватался — мог воду найти в сухом месте и мог найти, что поесть от земли, да и горы научился рассматривать как надобно, а не как они видятся. Вот те, дальние горные кряжи, что образовывали длинный, но узкий распадок, стояли явно не так, как горам стоять надобно. Правда, что это — горы, говорить бы ненадобно. Так, горушки, молоденькие горушки, саженей по сто в высоту. Такие горушки по-стариковски, внаклон, не стоят. А эти — стояли внаклон. Сенька взял левее, так, чтобы себя проверить, подняться повыше, чтобы попасть глазами точно по центру далекого распадка. Поднялся. Попал по центру. И точно, — горы стояли внаклон!
Сеньке от лыжной работы стало жарко. Он оглянулся. И замер. Вот оно что! Вот и верь после этого картам! Долина реки Темник, что шла к Утиному озеру, как-то сильно круто поворачивала на том месте, где бесполезно крутились кержаки во главе с Вещуном. Реки так не поворачивают… Если их ложе не подняла гитская сила природы и не оттащила куда той силе охота. Если же правы те, кто рассказывает страхи про трясение земли, то — вот оно. Часть долины реки Темник трясение земли просто подняло и перенесло на полверсты в сторону. И уложило сикось-накось… Но — там и надобно искать пещеру! Ту, что ищет этот старик по своей сказочной карте!
Была, не была! Сенька свистнул Альму и пошел торить лыжный след сначала на легкий подъем. А потом и по спуску в распадок… Отчего-то торопился…
— Егер! — проорал Артем Владимирыч уже в который раз. — Давай света!
Егер замешкался не оттого, что света давать не схотел. А просто — коровье соленое масло, которым мазали старые тележные доски, кончалось. А тележные доски, пропитанные дегтем, горели слабо, гасли.
Прошел месяц с того момента, как Егер подорвал вход в пещеру — каменную тюрьму. Китайцы вяло пытались прорваться через озеро, русские отбивались пушками, тратя последний порох. Если дорогу вверх не найти, то придется поступить, как требовали древние предки. О том замысле князя знали только Егер да инок Олекса — подорвать нависшие над тоннелем глыбы изувеченного трясением земли туннеля, похоронив под огромной массой каменной породы добытые богатства и самих себя. Правда, для отчета об этом в живых должен был остаться верный человек, который пройдет сквозь китайцев и доберется до Императрицы. Таким человеком Артем Владимирыч выбрал вятского Ванятку. Парень злой и себя щадит в последнюю очередь…
Князь уже рассчитал — куда положить последние пороховые запасы, чтобы взрывом стронуть гранит…
Наконец сладив два факела, Егер снова полез вверх по откосу, наваленному из гранитных глыб. Там примостился князь и пытался расширить чудным ножом, подаренным ему Вещуном, щель, по которой в пещеру стекала вода.
До сего момента солдаты, еще веселые тем, что обвели китайцев, таскали из завала камни. Но один оттащат — два на его место катятся. Солдаты приуныли. И все чаще тайком бегали исповедоваться к иноку Олексе, сидевшему у озера, при пушках.
Тогда князь, вспомнив про свой обет, данный на окончание пути — поставить каменный крест, велел солдатам откатить один круглый камень, что закрывал вход в огромную пещеру — камеру с костями, и на том камне выбить осьмиконечную звезду. А потом и словеса Сибирского наказа. Солдатам — оно что? Лишь бы дело!
Солдаты откатили круглое колесо. Пещера, что оно закрывало, оказалась, к удовольствию князя, пустой, без костей, и давай стараться. Благо, среди кузнечных припасов колывана Корнея имелось достаточно острых зубил и разных молотов.
Инок Олекса, правда, нудил князю, что бить надобно православный крест, как князем было обещано при начале похода, а не звезду с восемью концами. Артем Владимирыч, похудевший,
