Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 186
разнообразия[732].
Это станет еще очевиднее, если рассмотреть движущие силы промышленной революции. В Европе раннего Нового времени большей частью богатств владела элита. Богатство платит за армии, а армии обеспечивают безопасность. Если бы психологию людей Запада порождал достаток, именно европейские аристократы должны были бы стать авангардом предпринимательства в эпоху промышленной революции. Вместо этого, как мы видели, городские индивидуалисты, ремесленники и духовенство из среднего класса и инвестировали в первые акционерные общества, и изобрели печатный станок, паровой двигатель и мюль-машину. Элита же, напротив, лишь непрерывно влезала в долги, растрачивая деньги на всякую роскошь вместо того, чтобы инвестировать или откладывать средства на далекое будущее. Это прямо противоречит ожидаемому результату гипотезы о появлении психологических особенностей людей Запада под влиянием достатка[733].
Существенное психологическое разнообразие мы видим и на другом конце спектра достатка. Вспомним различия в обобщенной просоциальности, наблюдаемые по всему миру у охотников-собирателей, скотоводов и земледельцев, ведущих натуральное хозяйство. Во многих из этих популяций люди живут менее чем на два доллара в день. Голод, ураганы, засухи, травмы и болезни представляют реальную угрозу для любого человека и его близких. Однако исследователи не только выявили среди этих популяций значительное психологическое разнообразие, но и выделили наиболее важные факторы, объясняющие стремление людей непредвзято относиться к незнакомцам — факторы, которые, в свою очередь, связаны с рыночной интеграцией и религией. Эта корреляция сохраняется даже после статистического учета незначительного и неоднозначного влияния достатка[734].
И тут мы подходим к четвертому моменту. Хотя некоторые исследователи утверждают, что рост богатства и повышение материальной стабильности могут прямо влиять на некоторые психологические особенности, например на терпеливость или доверие, многие другие из описанных в этой книге характеристик никогда не демонстрировали корреляции с достатком. Например, никто не объяснил и не показал, как рост благосостояния заставляет людей мыслить аналитически, учитывать намерения при вынесении моральных суждений или испытывать вину вместо стыда.
Таким образом, рост богатства, доходов и материальной стабильности — часть нашего сюжета, вероятно оказывающая на него определенное влияние; но этот рост не был ни исходной искрой, ни наиболее важной движущей силой психологических сдвигов последних пятнадцати веков.
Связано ли глобальное психологическое разнообразие с генами?
Объясняя происхождение психологии людей Запада и истоки промышленной революции, я утверждал, что психология менялась в ходе культурной эволюции и процессов индивидуального развития, но в целом не в результате естественного генетического отбора. Это надежная позиция, учитывая все, что мы теперь знаем о том, как культурное обучение, институты, ритуалы и технологии меняют нашу психику, мозг (вспомните грамотность) и гормоны (вспомните моногамный брак), не меняя наших генов[735].
Однако возможно, что культурные и экономические процессы, о которых я пишу, сами создавали селекционное давление на гены, благоприятствующее некоторым из тех же самых психологических особенностей. Не игнорировать такую вероятность важно по нескольким причинам. Во-первых, как отмечалось выше, ход культурной эволюции влиял на генетическую эволюцию нашего вида еще в каменном веке. Куда позднее аграрная революция и одомашнивание животных еще сильнее изменили геном человека; они тысячелетиями воздействовали на него множеством способов, в том числе благоприятствуя генам, которые позволяют людям более эффективно переваривать молоко и алкоголь. Таким образом, представление о том, что культура может влиять на нашу генетику, сегодня является вполне устоявшимся. Во-вторых, и наш эволюционно сформировавшийся племенной психотип, и склонность мышления человека Запада рассматривать поведение людей как обусловленное их личными качествами (диспозиционализм) заставляют нас видеть врожденные или сущностные различия там, где их нет. Такое когнитивное искажение подтолкнуло некоторых исследователей к мысли, что любые наблюдаемые или предполагаемые психологические различия между популяциями обусловлены генетическими различиями. Ввиду устойчивости этого искажения нам тем более важно добиться предельной ясности в отношении имеющихся доказательств[736].
В целом многие рассмотренные в этой книге направления научных исследований заставляют прийти к предположению, что культурные процессы являлись определяющими при формировании того психологического разнообразия, которое наблюдается по всему миру, а также отдельно внутри Европы, Китая и Индии. Хотя воздействие естественного отбора на гены могло медленно откликаться на мир, созданный описанными мною религиозными верованиями, институтами и экономическими процессами, есть ряд причин полагать, что вклад генов в современное разнообразие незначителен. А если он и имеется, то, возможно, действует в направлении, обратном обычно предполагаемому.
Выражаясь максимально обобщенно, процессы культурной эволюции быстрее и мощнее естественного отбора, воздействующего на гены. Это значит, что в масштабе столетий (как в данном случае) культурная адаптация будет преобладать над генетической, но в долгосрочной перспективе — на протяжении многих тысячелетий — генетическая эволюция может оказать более заметное влияние и во многих случаях завести ситуацию дальше, чем это могла бы сделать одна лишь культура. Более того, адаптивно добиваясь психологического «соответствия» людей их институциональной среде, культурная эволюция часто (но не всегда) ослабляет силу естественного отбора, действующего для решения тех же адаптивных задач. Как я уже писал, классическим примером этого процесса является многотысячелетняя эволюция генов, позволяющих взрослым расщеплять лактозу. Отбор в направлении этих генетических вариантов начался после того, как человеческая культура пришла к разведению рогатого скота (коров, коз и т. д). Свой ответ тут имелся как у генетической, так и у культурной эволюции. Некоторые популяции разработали технологии изготовления сыров и йогуртов, позволяющие взрослым людям получать питательные вещества из молока, не обладая какими-либо особыми генами. Лишь в других популяциях, в культуре которых такие практики не возникли, распространились генетические варианты, позволяющие взрослым расщеплять лактозу[737].
Применительно к более позднему периоду преобладание культурной эволюции над генетической можно наглядно продемонстрировать на результатах исследований генетического и культурного вклада в успешность учащихся в XX в. В популяциях европейского происхождения исследователи выявили около 120 генов, связанных со школьной успеваемостью. Потенциально гены могут влиять на образование различными способами, в том числе воздействуя на готовность людей спокойно сидеть за партой, быть внимательными, использовать противозачаточные средства, избегать наркотиков и выполнять домашние задания, а также внося свой вклад в их когнитивные способности как таковые. Интересно, что исследования, проведенные в США и Исландии, показали, что естественный отбор снижал частоту этих генов, что приводило к сокращению длительности школьного обучения на 1,5 месяца за поколение. Иными словами, частота генов, уменьшающих вероятность продолжения школьного обучения, в этих популяциях росла. Однако это генетически обусловленное движение против школьного образования оказалось нейтрализовано культурной эволюцией, двигавшейся в противоположном направлении. В тот же период культура повышала длительность обучения на 25,5 месяца (а IQ — на 6–8 пунктов) за поколение. За весь XX век культура повысила длительность образования американцев на 9–11 лет, в
Ознакомительная версия. Доступно 38 страниц из 186
