Откровение, парадигмальными гонениями на христиан оставались гонения Нерона. Текст записывался, по всей видимости, в самом начале правления Диоклетиана, когда преследования христиан еще только возобновлялись и не достигли полного размаха. Гонения же Нерона на христиан, о которых вы можете прочесть в романе «Камо грядеши» Генрика Сенкевича, были страшными. Таких ужасных гонений ни до, ни после до конца I века больше не было. Поэтому так же, как мы сейчас говорим «ну, это прямо 37-й год», имея в виду, что это страшные репрессии 1937 года (хотя мы знаем, что на самом деле были и другие, но вот так в сознании осталось), так и тогда люди упоминали время Нерона. Цезарь Нерон ко времени написания Откровения был давно мертв. Разве этого не знал Иоанн Богослов? Да, конечно, отлично знал. Но он, видимо, подразумевал две цели. Во-первых, среди народов Римской империи очень многие жалели о гибели Нерона, и распространился слух, что Нерон на самом деле не покончил самоубийством, а бежал на Восток и придет во главе парфянских войск освобождать свой престол. Еще время для этого не истекло, он был бы старым в 95 году, но он еще мог быть жив. Поэтому, как бы отвечая на эти ожидания, Иоанн Богослов говорит о страшной апокалипсической коннице с львиными головами [Откр. 9:17]. Парфянской кавалерии боялись в Риме. А другая задача — это предупреждение: да, Нерон мертв, он покончил самоубийством, его нет. Но еще будут такие же нероны — жесточайшие гонители христиан, поскольку этот пораженный себялюбием мир восставал и будет восставать на Христа и на Его Церковь. И вы догадываетесь, что такие нероны совсем недалеко отстоят по времени и по месту от нас с вами. Это гонители Церкви, в тысячи раз страшнейшие Нерона Римского, — Владимир Ленин и Иосиф Сталин.
Автор и первые читатели Откровения думали, что апокалипсические явления надо ожидать вскоре. «Дети!
последнее время!» [1 Ин. 2: 18] — восклицает Иоанн Богослов в одном из своих посланий. «Свидетельствующий сие говорит: ей, гряду скоро! Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!» [Откр. 22: 20] — этими словами заканчивается Апокалипсис. То есть скоро, вот-вот все предреченное наступит. Апостол Павел говорит, что Иисус Христос скоро придет, и многие из христиан Его встретят живыми, хотя некоторые уже и умрут к тому времени: «Сам Господь при возвещении, при гласе Архангела и трубе Божией, сойдет с неба, и мертвые во Христе воскреснут прежде; потом мы, оставшиеся в живых, вместе с ними восхищены будем на облаках в сретение Господу на воздухе, и так всегда с Господом будем» [1Фес. 4: 17]. То есть христианская община первого века, или первых двух веков, или, может быть, даже первых трех веков жила ощущением, что вот- вот, «при дверях», что совсем скоро закончится какая-то непонятная маленькая интермедия между Вознесением и Вторым пришествием. Но мы видим, что эта «интермедия» затянулась по нашему, по человеческому исчислению на два тысячелетия. И в общем-то конца не видно. Не раз в истории человечества были страшные явления — нашествия жестоких завоевателей, крах цивилизации, смертоносные эпидемии, которые принимали за последние времена, но потом жизнь выравнивалась, начиналась снова. Христианская цивилизация вновь отстраивалась веками, чтобы потом вновь сорваться, казалось бы, в бездну Апокалипсиса, но всегда пока удерживалась от полной гибели и возрождалась на этой далеко еще не преображенной земле. Мы не знаем тайну — когда это будет.
Отец Александр Мень в своей переписке с униатским священником отцом Всеволодом Рошко несколько раз говорит одно и то же (видимо, для него это очень важная мысль): «История Церкви только началась».
А в самой последней перед гибелью лекции, прочитанной 8 сентября 1990 года, он говорил: «История христианства только начинается». По словам о. Александра, все Средневековье — это только эмбрион христианства. И в некотором смысле нельзя с ним не согласиться. Хотя, конечно, в Средние века и на Западе, и на Востоке были великие богословы, но в целом уровень веры Церкви был таков, что если это есть высшее состояние веры, то почти зря приходил Христос. То есть на самом деле нам намного глубже надо пережить не только Откровение Иоанна Богослова, но и все откровение Церкви, всю тайну и глубину христианства. Это одна позиция.
Другая позиция — мы всегда стоим на грани, помня и переживая, что конец мира может быть завтра, может быть сегодня ночью. Никто не знает, когда это будет. И Иисус прямо говорит ученикам: «не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти» [Деян. 1: 7]. «О дне же том, или часе, никто не знает, ни Ангелы небесные, ни Сын, но только Отец» [Мк. 13: 32]. Сын, посланный Отцом, сделал все, что мог, — Он исполнил Его волю, Он открыл возможность спасения для каждого. Но когда эту нить мира прервет Отец... Кто может знать это? Из какой мозаики миллиардов человеческих воль складывается тот узор, который побуждает Творца мира удерживать мир от гибели или отнять Свою хранящую мир руку? У мира, так же как и у отдельного человека, есть две точки, в которых он не властен: это точка сотворения мира и точка его завершения.
Но здесь есть еще один важный аспект. Апостол Иоанн, да и Сам Спаситель, говорят о катастрофическом и трагическом конце мира: когда большинство людей отвернется от Бога, и наступит почти полная апо- стасия. «По причине беззакония во многих оскудеет любовь» [Мф. 24: 12] — какие страшные слова... Христос наедине четырем ученикам около Иерусалима рассказывал о признаках конца мира, эти знания хотя бы отчасти просочились и стали достоянием Церкви и отобразились в Евангелии, например в так называемом «малом Апокалипсисе Марка» [Мк. 13: 1-37].
Но тем не менее в Евангелиях есть и совершенно другие образы. «Не придет Царствие Божие приметным образом, и не скажут: вот, оно здесь, или: вот, там. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» [Лк. 17: 20-21], — учит Иисус. Это сказано не только в том смысле, что мы сами выбираем, кто в нас царит — Господь или мы сами. Это еще имеет и другой смысл: судьба прихода Царствия Божиего, того или иного конца мира, катастрофического или не катастрофического, она внутри нас есть. Здесь никакая социология не работает, как и в древнем споре Авраама с Богом о судьбе Содома [Быт. 18: 23-32]. Настоящих праведников, живущих в Боге людей, может быть немного, но благодаря им мир будет меняться иначе, чем катастрофически.