– Да, и мне тоже, – бормочет он, потом откидывается на спинку дивана и вздыхает: – Я там чувствовал себя… не на месте. Думал, стоит вернуться домой и все будет в порядке. А вышло не так. Все изменилось. Ты и я…
– Но мы по-прежнему лучшие друзья.
Он долго молчит. Потом садится прямо и смотрит на меня: на губах улыбка, а глаза грустные.
– Друзья, да? – повторяет он.
– Да, сколько бы глупостей ты ни делал, – говорю я. – И может, когда ты глупишь, особенно, потому что тогда рядом с тобой я чувствую себя такой умницей.
– Не сиди ты сейчас в инвалидном кресле, я бы тебе врезал!
– Видишь, во всем есть свои преимущества.
Теперь улыбка подбирается и к глазам.
– Я правда по тебе соскучился, – говорит он.
Мне не сразу удается совладать со своим лицом, чтобы не показать, как мне грустно.
– Я знаю, – отвечаю я.
4
Теперь Венди помешалась на фотографиях. Каждый раз, возвращаясь с Софи из мира снов, она притаскивает полные карманы отснятых кассет. В основном снимки того каньона из лагеря Коди на вершине. Потрясающие виды уходящего в бесконечность обрыва или скал, соперничающих с исполинскими деревьями леса-собора. Трепещущая темная зелень елей и сосен на фоне красных камней. И причудливые скалы-шаманы: сотни лиц, скрывающихся в выветренных складках утесов, шпили замков и крепостные башни.
Случается, она приносит и портреты. Псовые, пресловутая девица-пума, напыщенное семейство орлов. Духи можжевельника и горных сосен. Больше всего, конечно, псовых.
Мне особенно понравился снимок, где Джек Вертопрах прикуривает сигарету, скосив один глаз на камеру. Венди удалось схватить неуловимую смесь мудрости, дурачества и сексапильности.
– Что такое с этим парнем? – спрашивала она после первого знакомства с ним в горном лагере. – Либидо у него не меньше тех каньонов.
Да и не ее одну захватили сказочные виды. Софи последнее время все чаще пишет пейзажи. Работает на пленэре с моим этюдником. Рисует на маленьких холстах, а потом по ним – на больших, уже в студии-теплице Старого Ворчуна.
– Пожалуй, наберется на выставку, – сказала она как-то утром, оторвавшись на пару минут от работы.
Мы сидели в студии, рассматривая полдюжины новых полотен, прислоненных к стене.
– А если станут расспрашивать, где ты видела такие каньоны? – спрашиваю я.
Она передернула плечами:
– Скажу, в Южной Юте.
Поначалу они обе не хотели меня оставлять. Пришлось долго уговаривать их не дожидаться моего выздоровления, а потом еще дольше убеждать, что я не в обиде.
Между прочем, так и есть.
Они просто не понимают, как много это значит для меня, когда есть к чему стремиться, помимо того, чтобы встать на ноги, – это, конечно, в первую очередь. Я ведь думала, мне уже никогда там не бывать. И действительно, сны не возвращаются. Но теперь я уверена, что надо только поправиться, а страна снов меня ждет.
Не стану отрицать, бывает, я им завидую. Но в последнее время я завидую даже людям, которые свободно расхаживают по улицам и не понимают, какие они счастливцы.
Сегодня вечером я осталась в доме профессора полной хозяйкой. У Дэниеля ночная смена, у профессора вечерняя лекция, Гун выходной, а Венди и Софи отправились в клуб, где играет Джорди. Мне удалось убедить их всех, что я прекрасно проживу несколько часов самостоятельно. Хотя, по правде сказать, теперь мне скучновато.
Включила телевизор – нудятина. Листаю журналы – то же самое. Почитала немного «Совы не так уж мудры, летучие мыши не так уж слепы» – книжку из библиотеки профессора о распространенных предрассудках насчет животного мира. Вообще-то книжка мне нравится, только она в твердой обложке, а мне трудновато долго держать в руках такие тяжести. К тому же сегодня чтение меня не увлекает.
Я вздрагиваю, услышав звонок в дверь. Для разносчиков слишком поздно, должно быть гости. Я качу в переднюю, прикидывая, кто бы это мог быть. Анжела, наверное. Или Мона. Не важно – главное, я счастлива, что с одиночеством покончено. Вот вам и вся моя самостоятельность.
Открываю дверь, а за ней… вот уж кого никак не ожидала увидеть! Накатывает мгновенная тревога, но я быстро и решительно загоняю ее подальше.
– Привет, Рэйлин, – говорю.
Она кивает, разглядывая мою коляску.
– И тебе привет. Вижу, ты все еще на колесах?
– Уже встаю.
– Рада слышать.
– Ты как сюда попала? – спрашиваю я. – Не думай, я страшно рада тебя видеть, только в последний раз мы…
Она машет рукой:
– Да, знаю. Но все меняется. Я начинаю с чистого листа и все такое.
– Правда?
Пожимает плечами:
– Попробую. Ну и решила тебя повидать перед дорогой.
– Куда собираешься?
Не могу поверить. Она бросила страну снов, пришла ко мне – и уже снова уходит?
– Опять на запад, – говорит она. – У меня там есть работа, а я ее малость запустила. Не рассказывала тебе, что я занимаюсь программным обеспечением?
– Говорила.
– Ну, решила взяться за это всерьез – для разнообразия. Попробую удержаться на прямой дорожке, представляешь? Может, даже жалеть не буду.
– Ты не зайдешь?
Она оглядывается через плечо на розовый «кадиллак», оставленный у подъезда. Верх у него поднят.
– Меня там ждут, – говорит.
– Я им тоже буду рада.
Она внимательно рассматривает меня.
– Ты в самом деле нечто, да? – говорит она. – Тоже нахлебалась дерьма в жизни, а все веселишься, рада гостям и все такое.
– Вам придется самим позаботиться о выпивке, – говорю я.
– Справлюсь. Точно не помешаем?
– Нисколечки!
Она задумчиво кивает:
– Схожу приведу свою Лиззи. Мы ненадолго.
– Можете оставаться сколько хотите.
– Черт тебя возьми, – говорит она, – и ведь не прикидываешься, верно?
– Конечно, верно.
Она делает движение ко мне и, на мгновение мне кажется, хочет меня обнять, но только кладет руку мне на плечо, а потом отворачивается и уходит за своей подружкой.
Мы засиделись за разговором до ночи, так что им пришлось остаться ночевать, а поездку отложить до утра.
Интервью
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ИНТЕРВЬЮ С ДЖИЛЛИ КОППЕРКОРН,
ВЗЯТОГО ТОРРЕЙН ДАНБАР-БЕРНС
