Ночь темна, да не на век. Под утро петух закукарекал – какой-то чумарик надумал с птицей путешествовать. Услышал я любимую песню и понял, что не засижусь – вернейшая примета. Так и получилось – сел в первый же поезд.
Еще не тронулись, а я уже спал на верхней полке и проснулся только к вечеру. Соседи рассказывали, что где-то в поле останавливались на четыре с половиной часа. Я не заметил. Да какая разница, лишь бы в обратном направлении не повезли. Сходил в ресторан, поужинал, триста граммов от бессонницы принял и снова на боковую. Пусть, думаю, еще одну вынужденную стоянку устраивают, к обеду все равно доберусь. А ночью просквозили по холодку с опережением графика, и утром проводница еле добудилась меня.
По дороге с троллейбусной остановки к общежитию увидел открытый гастроном и… Даже карман проверять смысла не было. Вспомнил, что оставил бумажник под тюфяком. После ресторана сунул его в изголовье и спросонья забыл забрать.
Все, думаю, бог троицу любит, два раза прощал, а на третий – послал к черту. Но на всякий случай вернулся на вокзал, нашел дежурного и объяснил, что в таком-то вагоне, в таком-то купе на верхней полке лежит бумажник с документами и деньгами.
И вот, когда я это сказал, сразу почувствовал, что мой родименький не высунется на глаза, пока за ним не придут нужные люди. В невидимку превратится, но дождется.
Дежурная при мне позвонила на следующую станцию. Через пять дней я получил перевод, а чуть погодя и бандерольку с бумажником.
Если бы этим кончилось.
Но чтобы вам не надоесть, постараюсь покороче.
Сижу в гостинице. Вечер. В десять утра – мой самолет. А не порыбачить ли мне, думаю, на прощание. Речка там великолепная. А гостиница убогая. Начал переодеваться, к соседу знакомая пришла. Сгреб манатки и топаю через весь коридор в туалет.
Догадались, наверное, уже?
Пока переодевал брюки, бумажник выскользнул из кармана. Мне, собственно, и в рыбе нужды не было, гостиничным теткам хотел оставить, но – красивая река, белая ночь, хорошо клюет – разве оторвешься. В гостиницу вернулся в начале седьмого, чтобы не торопясь помыться, позавтракать и выйти к автобусу. Раздеваюсь в душевой и чувствую, что чего-то не хватает. А чего может у меня, растяпы, не хватать? Ясно чего – ума и бумажника. Ума с рождения не было, а где посеял бумажник, я не сомневался. Только там, где штаны снимал, где же еще… Сходил, на всякий случай, проверил. Но не будет же он ждать меня в туалете целую ночь. Спросил у горничной, может, какой честный человек подобрал и передал ей. Нет. Честные люди в ту ночь в туалет не ходили. Спокойно так ответила, будто я о забытой зажигалке или о журнальчике беспокоился. Привыкла, наверное, что мужики вечно что-нибудь теряют. Но все-таки посоветовала сходить еще раз в кабинку и посмотреть в ведре для использованной бумаги. Иду за последней надеждой. Переворачиваю ведро и вижу поверх кучи скомканных и ссохшихся обрывков газет – он. Лежит и чуть ли не человечьим голосом выговаривает: сколько, дескать, можно, подлец ты неблагодарный…
Как только ни оправдывался, как только ни извинялся: не я, мол, тебя в эти поганые бумажки бросал, чужие нехорошие люди над тобой надругались – да много ли толку от запоздалых оправданий.
Заглянул внутрь, смотрю – все на месте: и паспорт, и билет на самолет… В те времена достать летом билет на материк для северянина было труднее, чем зимой купить цветы или арбуз. А родимый бумажничек сохранил мне билетик. Ну вытащили последнюю четвертную, да плевать на нее. Мелочишка в карманах пиджака завалялась – на автобусы хватило, а завтракать мне расхотелось, какой уж там аппетит. Держу бумажник в руках, благодарю, извиняюсь, а он молчит в ответ, устал от моего разгильдяйства.
И последнее – вы уж потерпите, осталось совсем чуть-чуть.
Бумажник мой постепенно из коричневого превратился в черный, прибалтийский пейзаж с него исчез.
Нет, не потому, что Прибалтика отделилась от Союза. Мой бумажник всегда вне политики. Пейзаж просто вытерся. Кожаная оплетка пообтерлась и полопалась. Я капроновыми нитками подлатал, но скорняк из меня неважный. Знакомые корят: неужели не стыдно, неужели новый нельзя купить? Нет уж, от старых друзей не отказываемся, не так воспитаны.
Потом я вообще бросил якорь в Красноярске, ездить перестал, а по городу можно передвигаться и без бумажника. Карманные деньги я ношу в карманах. Бумажник отлеживался на законном отдыхе.
Но совсем недавно жизнь заставила слетать в Якутию.
Недоразумения начались еще в нашей бухгалтерии. Три лимона командировочных! Кассирша выставила на стол штабель пятисоток, и я ахнул. У меня ни сумки, ни портфеля – как их унести. В полиэтиленовом пакете такое богатство по автобусам не потащишь. В бухгалтерии ведро с помидорами стояло. Говорю, давайте переложим помидоры в пакет, а деньги в ведро и сверху тряпкой обвяжем. Но шутки-то шутками, а уходить как-то надо. Рассовал пачки по всем карманам – в два раза толще сделался. В кассе Аэрофлота на треть похудел. Но пачки доставал с одной стороны, вышел на улицу кособоким и прихрамывающим. Заглянул в сберкассу – там очередища. В двух магазинах кое-как сумел обменять три пачки на пятидесятитысячные. Потом знакомые стотысячную дали – бутылку пришлось ставить. Сколько ни старался, а нужда заставила упаковывать деньги в сумку, сейчас их борсетками величают, а когда-то, как только они появились, народ называл их «педерастками». Набил, как подушку. И – в путь. А дорога дальняя и с пересадками, от Якутска еще полчаса лету…
Кстати, бумажник тоже прихватил. Пусть он и не приспособлен к новым деньгам, но из уважения, и старичку надо иногда проветриться, молодость вспомнить, а чтобы ему достоинство не терять, положил в каждое отделение по трояку, которые не успел обменять, когда свистопляска с деньгами началась.
До места добрался без приключений. А там работать надо. Я, в принципе, не против, для того и летел, но куда девать деньги? В гостинице оставлять опасно. Представляете, что будет, если украдут? Раньше всегда у местного населения можно было перехватить. Но времена изменились, человек человеку уже не брат, а волк. Кто-то, может, и дал бы – так нечего. Кто-то перестал доверять. А кто-то просто уже не стеснялся своей шкурности. Так ведь и сам-то раньше мог с чистой совестью пообещать, что вышлю долг сразу, как вернусь домой, а теперь не совсем уверен – найдется ли, что отсылать.
В общем, сплошные волнения, не знаешь, о чем думать: как работу половчее сделать или как сохранить деньги до отъезда. Ведь даже в сберкассу не сдашь, ну сдать-то сдашь, но когда получишь… это уже как повезет.
Успокоился только в Якутске, когда купил билет на обратный рейс, когда появилась гарантия, что выберусь на материк, а там уж как-нибудь не пропаду, на крыше или в кузове доеду. Да и денег-то осталось… Но коли начал сравнивать времена, справедливости ради надо отметить, что раньше в аэропортовских гостиницах для простого пассажира мест не было. Сам половину жизни на лавочках откантовался. А там зашел – выбирай на любой вкус. Перестал народец болтаться без дела. А если в этой гостинице у меня сперли бумажник, так это могло случиться когда угодно и где угодно. Не хочу говорить о несчастном воришке, хочу сказать последнее слово о моем верном бумажнике.
