Книга Щегол - Донна Тартт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 48 страниц из 236
– Не отказался бы вот от той “Столичной”. Со льдом, пожалуйста.
– Правда? И нормально будет? Мы такое вообще не пьем… папа вечно такое вот, – она потрясла бутылкой водки, – заказывал, потому что ему этикетка нравилась… В духе холодной войны… Как-как ты это произносишь?
– “Столичная”.
– Оч-чень по-русски. Даже не попытаюсь повторить. Знаешь, – сказала она, оборотив на меня свой крыжовенно-серый взгляд, – я боялась, что ты не придешь.
– Ну, погода-то не настолько плохая.
– Да, но… – ресницы хлоп-хлоп, – я думала, ты нас ненавидишь.
– Ненавижу вас? Нет.
– Нет? – Я зачарованно глядел, как вместе с ее смехом лейкемическая блеклость Энди преображалась, раскрашивалась в бело-розовое сияние диснеевской принцессы. – Но я так мерзко себя вела!
– Да я не расстраивался.
– Ну хорошо. – После долгого молчания она занялась бутылками. – Мы ужасно с тобой обращались, – произнесла она безучастно, – мы с Тоддом.
– Да ну брось. Вы просто маленькие еще были.
– Да, но, – она прикусила нижнюю губку, – мы все прекрасно понимали. Да еще после того, что с тобой случилось. А теперь… Ну, теперь, когда папа и Энди…
Я ждал, она вроде все пыталась выразить какую-то мысль, но вместо этого просто глотнула вина (белого, Пиппа предпочитала красное), тронула меня за запястье.
– Мама тебя ждет не дождется, – сказала она. – Целый день места себе не находит от волнения. Пойдем?
– Конечно, – легонько-легонько я взял ее под локоток, как это обычно проделывал мистер Барбур с гостями “прекрасного полу”, и повел ее по коридору.
8
Тот вечер раскрошился в полуявь из прошлого и будущего: мир детства в чем-то чудесным образом уцелел, в чем-то – трагически переменился, словно бы Дух Прошедшего Рождества и Дух Рождества Грядущего вместе дирижировали этим ужином. Но несмотря на то, что отсутствие Энди то и дело вылезало уродливой прогалиной (А мы с Энди… Помнишь, когда Энди?..) и все кругом стало таким странным, таким измельчавшим (ужинать мясными пирогами с раскладного столика в комнате миссис Барбур?!), страннее всего было то, что у меня глубоко в жилах, вопреки здравому смыслу, засело чувство, будто я вернулся домой. Даже Этта, когда я заскочил на кухню с ней поздороваться, сбросила фартук и кинулась меня обнимать: На вечер-то меня отпустили, но я уж осталась, так хотелось тебя увидеть.
Тодди (“Нет уж, пожалуйста, Тодд”) дорос до отцовского, капитанского, места за столом и поддерживал застольную беседу хоть и с несколько заученным, но явно искренним радушием, хотя миссис Барбур не особо-то и хотелось говорить с кем-то, кроме меня – немного об Энди, но в основном о семейной мебели: кое-что они заказывали в сороковых годах у Израэля Сака, но большая часть обстановки переходила по наследству еще с колониальных времен – посреди ужина она вдруг встала, ухватив меня за руку, повела показывать стулья и туалетный столик красного дерева – стиль королевы Анны, из Салема, Массачусетс, – в семье ее матери они были с 1760-х годов. (Из Салема, думал я. Жгли ли ведьм эти Фиппы, ее предки? Или сами занимались колдовством? За вычетом Энди – закрытого, от всех обособленного, неспособного на вранье, не имевшего ни харизмы, ни капли злобы, – было во всех остальных Барбурах, даже в Тодде, что-то жутковатое, какой-то чуткий, лукавый сплав озорства и приличий, а потому легко было вообразить, как их прародители собирались в лесу по ночам, скидывали свои пуританские одежки и давай резвиться у языческого костра.) С Китси я разговаривал мало – да и как, миссис Барбур поговорить не давала, но всякий раз, взглянув в ее сторону, я видел, что она смотрит на меня. Платт, подосипший с пяти (шести) добрых стаканов джина с лаймом, после ужина оттащил меня в сторонку от бара и сказал:
– Она на антидепрессантах.
– А? – переспросил я, растерявшись.
– Китси то есть. Мама-то о них и слышать не желает.
– Ну, – от того, что он говорил полушепотом, мне сделалось неловко, он будто спрашивал моего мнения или ждал от меня какой-то поддержки, – надеюсь, в ее случае они сработают получше, чем в моем.
Платт открыл было рот, но, похоже, решил ничего не говорить.
– А-а, – он слегка отодвинулся, – ну, она-то вроде справляется. Но ей тяжко пришлось. Ките больше всех любила Энди с папой, а с Энди у них так и вовсе были самые близкие отношения.
– Правда? – в детстве я бы не назвал их отношения “близкими”, хотя Китси в отличие от братьев обычно держалась в сторонке, разве что ныла и дразнилась.
Платт вздохнул – парами джина меня чуть не сшибло с ног.
– Ну да. Она сейчас взяла академ в Веллсли, раздумывает, возвращаться ли – может, запишется на какие-нибудь курсы при Новой школе, может, на работу устроится, – после всего этого ей в Массачусетсе несладко. Они в Кеймбридже часто виделись, и она, конечно, жутко переживает из-за того, что не поехала тогда к папе. Она-то с ним лучше всех нас управлялась, но ее позвали на вечеринку, она позвонила Энди и уломала его поехать вместо нее… ну и вот.
– Ох ты. – Я в ужасе застыл возле бара со щипцами для льда в руках, стало нехорошо, едва представил, как другой человек изводит себя теми же “Ну почему же я не?..” и “Если бы я только…”, которыми я себе испортил жизнь.
– Ага, – сказал Платт, плеснув себе еще щедрую порцию джина, – такая вот беда.
– Не стоит ей себя винить. Не нужно этого. Это ж глупо. Ну, то есть, – сказал я, разнервничавшись от водянистого цепкого взгляда, которым Платт уставился на меня поверх стакана, – если б она была там, то она бы и утонула вместо него.
– Не утонула бы, – отозвался Платт безжизненным голосом. – Ките – заправский морячок. Отличные рефлексы, она еще крохой была, а головы не теряла. Энди… Энди вечно думал про всякие орбитальные резонансы, про вычислительную хрень, которую он дома фигачил на ноутбуке, случись что – и он сразу начинал трепыхаться. Обосраться до чего типично. Ну и, в общем, – спокойно продолжил он, будто и не заметив, до чего меня поразили эти его слова, – сейчас она слегка в раздрае, сам понимаешь. Ты ее в ресторан позвал бы, то-сё, мамочка будет прыгать от счастья.
9
Когда я вышел, уже ближе к полуночи, дождь перестал, стеклянно блестели мокрые улицы, и ночной швейцар Кеннет (все те же опухшие веки, перегар от виски, в талии раздался, а так – без перемен) дежурил у двери.
– Ну, заглядывай, – сказал он, то же самое он всегда говорил, когда я был маленьким и мама забирала меня от Энди – тот же тягучий голос, теперь, правда, еще медленнее.
Легко можно было представить, как, например, в задымленном постапокалиптичном Манхэттене он покачивается себе добродушно, стоя возле двери в заношенной до дыр форме, и как Барбуры у себя в квартире жгут старые номера “Нейшнл Джеографикс”, чтобы согреться, и живут на джине и крабовых консервах.
Смерть Энди, хоть и расползлась по всему вечеру побулькивающим ядом, все равно не умещалась в голове – странно, правда, было и то, что, если вдуматься, его смерть всегда была неизбежной, до глупого предсказуемой, словно бы в нем с рождения был какой-то роковой изъян. Даже когда Энди – мечтательному, спотыкающемуся, безнадежному астматику – было всего шесть, над его тощей фигуркой уже заметно расползалось пятно невзгод и ранней смерти, которым он был помечен, как будто значком “пни меня”, пришпиленным ему на спину свыше.
Ознакомительная версия. Доступно 48 страниц из 236
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Щегол - Донна Тартт», после закрытия браузера.