Следующим на кровати лежал старик, седой человек, немощно всасывавший воздух вялым серым голым ртом. Как я как я. Распяли ль они мои кости на дыбе холодного каменного сляба и правят ли лезвьица свои на мое расчлененье?
Сипящие резиноватые олухи с отвислыми чревами все тащились вниз по склону один за другим в плывшем испаренье. Всяк продолжался.
Когда Саттри начали обкладывать льдом, он ощутил громадную печаль, тронутую сожаленьем. Он услышал, как кто-то говорит время, но не сумел понять. Отплыл в морфийном сне.
Вдоль мокрой улицы, освеженный ветер с плевками дождя в нем. Грубый мускусный запах пешеходных дорожек. У него какие-то неприятности. Часовая лавка. Четырехногие часы под стеклянным колпаком, задержанный тройной крючок, на который наживлены золотые шарики, они медленно вращаются. Замедляются до полного покоя. Часовые стрелки тоже. Он посмотрел на свое лицо в стекле. На стене дальше останавливаются другие часы. Я? Лавка закрыта. Мысль спросить. Однако он не станет спрашивать. Часы нужно заводить, и нужны люди, которые их заводят. Кому-то следует сообщить.
Обвиняемый, пожалуйста, встаньте.
Вы слышали выдвинутые против вас обвинения.
Да.
Так точно, сэр. Вхожу около восьми, как делаю это обычно. Видел, как парняга этот в окошко заглядывал, да и не подумал ничего такого. Ну, я зашел, в общем, на часы гляжу и вижу, что-то не то, и подошел им правильное время выставить, а они не идут. Заведены, а не идут. Тут я начинаю озираться, а там творятся всякие странности.
И вы не могли б нам описать все это вкратце.
Так точно, сэр. Ну, мне б любезно весьма не хотелось…
Можете говорить свободно. Обвиняемый надежно закован. Закован ли обвиняемый? Да, закован.
Так точно, сэр. Ну, я принялся оглядываться и тут же вижу, что ни одни часы там не знают, который час дня стоит. И тут увидел, что Щебетушечка помер.
Вы увидели, что Щебетушечка скончалась. Скончался.
Так точно, сэр.
Давайте запишем, что Щебетушечка мертв.
От рук неизвестного лица или лиц.
Это он его прикончил, что сидит там закованный.
Вы не могли бы опознать эти останки.
О господи ж боже мой, нет, не могу я этого вынести, до того меня горем раздирает.
Ваша птица, сэр?
Она самая.
Давайте запишем, что птица – та самая птица.
Конечно же, птица – та самая птица, зовется Саттри, лежит худой, белый, мягкий в лотке со льдом, причудливое четырехногое остывает.
Мистер Саттри, в каком году скончался ваш двоюродный дедушка Джеффри?
Это случилось в 1884-м.
Умер ли он от естественных причин?
Никак нет, сэр.
И каковы были обстоятельства, окружавшие его кончину.
Он принимал участие в общественном мероприятии, и помост не выдержал.
По нашим сведениям, его повесили за убийство.
Так точно, сэр.
Вы отдаете себе отчет в том, какое наказание полагается по обвинению в ликантропии?
Саттри застонал во льду. Это вообще не я был, воззвал он.
Кто плавно и изящно втек, точно угорь, из канцлерского суда на лесную тропу, мимо темных ледниковых озер в глубокой чаще, где никакого солнца не сияло, а камыши росли черные, и рыба слепа. Пока не остановил его торговец черепахами, несший мешок черепах, и нарезное ружье. Облачен в мешковину и небрит был он, и в грубых башмаках, стесанных в пальцах, а погода-то холодная.
Чу, незнакомец, вскричал человек. Черепаху тебе в суп.
Чужак, позволь пройти мне, ибо я устал.
Пятьдесят центов, и выбирайте лучшее, дешевле нигде не купите.
Прочь ухожу я, где не потребен никакой товар мне.
Едва ль за чем еще привело тебя сюда.
Не сам я тропу эту избрал.
Да и не я.
Сдай под ветер и дай слабину, ночь настает.
Торговец черепахами протянул мешок. Прекрасные чирьпахи, жирные чирьпахи. Чирьпахи на рагу.
Сновидец отказался бы, но он позволил пасть долгому темному сиреневому железу ствола своего ружья, дабы преградить путь. Изгойский сборщик пошлины, от кого смердело древесным дымом и болотной гнилью, и желал взыскать он денег за проезд через лес, больше, нежели могла стоить тропа столь темная. Или вообще какая угодно тропа.
Это особые чирьпахи будут. Не проходи дальше, не поразмыслив над ними.
На сие путник и впрямь согласился. Лицо торговца сделалось лукавым. Влажный мешок обмяк, постукивая, наземь. Он отгибает его устье.
То не черепахи. О господи, они не черепахи.
Саттри полувздыбился на кровати, распухший язык придушил его вопли. Он снова упал навзничь. За стеной говорили голоса. С ледяным предзнанием увидел он пред дверью похоронные дроги, входили с лежанкой челядинцы, дабы уволочь прочь скулящее тело его, и уж точно вонь неисповедавшегося мертвяка есть жестокий смердеж, вздымающийся оскорбить собою ноздри Бога. Нераскаявшиеся, выхваченные из самой середки их лепрозных проказ, жесткое правосудье. Саттри увидел, как по верху своей угольной вагонетки проходит Генерал, конь побледней в упряжке. Он поднял руку. У перчатки, что носил он, никаких пальцев, тележка его не издала ни звука. Они удалились в пары́, пока не остался лишь оранжевый свет от фонаря там, где раскачивался он на дужке своей с заднего откидного борта.
Вниз по Передней улице фонари отмечали путь размеренными кольцами хромово-синего цвета. Крепко спавшие халупы лежали, гния, смуглые спящие лежали внутри. Дворовые придверные цветы полупроснулись от света фонарей, и на ночи возникали неоновые созвездия города, пастельный альпийский отблеск, в котором вздымалась от развалин гостиницы «Камберленд», «Лирического театра» пыль разрушенья.
В дверях «Сутолоки» собралась публика от ткацких станов Маканалли. Первый средь них безбородый кельт с испятнанной кожей и стертыми зубами. Три глаза в голове у него, и весь он покрыт оранжевой волосней, как будто катайская обезьяна. У локтя его юнец с мелким и лисьим личиком, опущенным в нижнюю часть луковичного его черепа. Волосы у него цвета пакли, подстрижены и торчат вздыбленными проволоками, а если смотреть сзади, он больше всего похож на огромный одуван. Саттри улыбается, видя таких друзей. Убитые обнимают его первыми. Тяжкая ручища Кэллахэна у него на плече, перемалывает его лопаточные кости. Через раздувающиеся сопатки бескостного носа говорит он с сребровласым и сенатороподобным буфетчиком.
Эй, Шляпник. Скажи Бочонку, и Доналду, и Бёрду, и Бобби, и Хью, и Конраду, и всем остальным, что им сюда есть ход.
Они умерли.
Гиканье и гогот средь наблюдателей у двери.
Ну, ты б не стал запрещать покойнику приходить сюда, а?
Кабатчик сложил полотенце и вытер длинную стойку красного дерева. Сказал, что не стал бы. Саттри среди швали вошел внутрь. Снаружи старьевщик остался один.
Чистая монета, чистая монета, пробормотал мистер Шляпник,
