— Не спеши, — посоветовала ей старуха. — Иначе ты родишь своих малышей раньше срока.
— Малышей? — Маргерита удивилась и испугалась одновременно. — Что вы имеете в виду?
Пожилая женщина указала веретеном на округлившийся живот Маргериты.
— А ты разве не знала? Там у тебя ребенок — даже два, если я не ошибаюсь.
— Ребенок? Два ребенка?
Мысль об этом внезапно наполнила Маргериту жгучей радостью. Ее собственные дети. Ее и Лучо. Вот, оказывается, почему платье стало тесным. Теперь желание найти Лучо лишь усилилось. Она с мрачной решимостью окинула горы взглядом.
— Надеюсь, ты найдешь его. — Старуха вновь взялась за веретено и прялку.
Маргерита поднималась по тропе все выше и выше, оставив лес далеко позади. Ноги и легкие у нее горели, как в огне. С отвесного склона утеса там и сям срывались небольшие водопады, пересекая тропу, отчего она стала скользкой. Девушка касалась рукой скалы, осторожно ступая по камням и медленно пробираясь вперед, несмотря на то, что ее подгоняло желание как можно скорее отыскать Лучо.
За каждым поворотом открывалась очередная панорама гор, долин и быстрых пенистых речек. Там, где тропа расширялась, она присаживалась отдохнуть. Деревьев попадалось совсем немного, но под каждым она собирала упавшие сучья и ветки, пряча их в мешок. Если она захочет приготовить себе горячую еду, ей понадобится костер.
После полудня Маргерита вышла на уступ и впервые увидела озеро далеко внизу. При виде его темно-зеленых глубин с серебристыми искорками у нее перехватило дыхание, а сердце переполнила болезненная радость. Она уже начала опасаться, что старуха отправила ее не в ту сторону, и она лишь удаляется от озера.
А вскоре ей попался особенно крутой подъем. Маргерита старалась поддерживать огромный живот руками, и мысль о том, что она несет новую жизнь, придавала ей сил и решимости защитить ее.
Похолодало. В расщелинах скал лежал снег, белыми шапками укрывая большие валуны вокруг. Деревья исчезли совершенно, и лишь упрямая трава кое-где торчала из трещин в сплошном камне. Маргерита собирала сухие листья для растопки, хотя они больно кололи ее озябшие руки.
Вскоре тропинка вывела ее на самую вершину горы, откуда открывался потрясающий вид на озеро внизу и снежные пики горных кряжей, тянувшихся во все стороны, насколько хватал глаз. Холодный ветер пробирал до костей, но она раскинула руки, чувствуя, как замерзают на щеках слезы. «Все это видит орел, — подумала она, — когда парит под облаками. И теперь я свободна, как птица!»
Девушка двинулась дальше, опираясь на суковатую палку. Она миновала скалистый выступ, похожий на большой палец, и вспомнила, что старуха в точности описала ей его. Она шла в нужном направлении.
Всю вторую половину дня она упрямо карабкалась наверх, хотя теперь подъем стал уже не таким крутым. Тропа петляла по зеленым лужайкам и взбиралась на каменистые пустоши, выводя ее на следующую вершину, с которой открывался очередной вид, от которого захватывало дух. Стало так холодно, что было больно дышать, а ноги у нее совсем окоченели. Маргерита сунула ладони под мышки и пошла дальше.
Каждый шаг давался ей с неимоверным трудом. Каждый вдох обжигал легкие. Она то и дело спотыкалась, но упрямо шла вперед. Острая боль в боку подгоняла ее, не давая остановиться. Солнце медленно садилось за спиной, и по заснеженным вершинам гор побежали фиолетовые и розовые тени. Кажется, они тянулись в бесконечность, эти горы, волнистые гряды которых таяли в голубой дымке вдали. Маргерита начала побаиваться, что не сумеет отыскать дорогу вниз. Похоже, она заблудилась. Старуха сказала, что до Лимоне всего один день пути. Хотя, может, она просто идет слишком медленно. Маргерита ускорила шаг.
К тому времени, когда на небе взошла луна, золотистая и надкусанная, как головка сыра, Маргерита ощутила, что боль в боку значительно усилилась. Она накатывала приступами, и промежутки между ними становились все короче. Всякий раз, когда ее пронзало раскаленное копье, она останавливалась и, задыхаясь, пережидала приступ, чувствуя, как земля уходит у нее из-под ног. Когда же боль отступала, она ослабевала настолько, что долго не могла сделать первый шаг.
Она остановилась передохнуть. Боль навалилась на нее жгучими рычащими волнами, так что перед глазами у девушки поплыли красные круги. Маргерите оставалось только ждать, пока она не пройдет, чтобы, спотыкаясь, двинуться дальше. Вскоре она стала озираться по сторонам, ища хоть какого-нибудь укрытия на ночь. Наконец тропинка обогнула огромный валун и вывела ее в узкое ущелье, над которым нависли отвесные скалы. В дальнем его конце обнаружилась неглубокая пещера. Рядом из трещины в скале бил маленький родничок. Маргерита наклонилась, чтобы напиться. Вода оказалась ледяной и восхитительной на вкус. Когда же девушка вновь попыталась встать на ноги, мир вокруг нее пустился в пляс, а живот пронзила острая боль. Она ахнула, чувствуя себя котенком, которого несет бурный паводок.
Мало-помалу боль стихла. Маргерита поняла, что у нее есть всего несколько минут, прежде чем она вернется. Нетвердой походкой она вошла в пещеру и быстро опорожнила свой мешок, собирая в кучу все листья и веточки, которые принесла с собой. Руки у нее дрожали так сильно, что ей понадобилось несколько ударов, чтобы высечь искру и разжечь костер. По стенам пещеры заплясали огненные отблески, и вскоре она начала согреваться.
Она набрала воды в горшок и поставила его на огонь. Когда вода нагрелась, Маргерита скинула с себя верхнюю одежду и вымылась так тщательно, как только могла. О том, как надо рожать, она почти ничего не знала, но полагала, что для этого лучше быть чистой.
По животу вновь растеклась боль. Она согнулась пополам, задыхаясь, и уперлась руками в колени. Когда же боль схлынула, Маргерита села и стала рвать нижнюю юбку на лоскуты. Ей понадобятся пеленки для ребенка и для себя. Но она успела лишь разорвать ткань напополам, когда боль пронзила ее снова, намного сильнее, чем раньше. Она заплакала.
— Мама, ты нужна мне, — сказала она. Звук собственного голоса придал ей уверенности и заставил отступить одиночество. — Как бы мне хотелось, чтобы ты была рядом. Я хочу, чтобы ты знала — я жива. Я знаю, ты любила меня. А ей я никогда не верила. Я имею в виду, что старалась не верить ей. Ой, мама, как мне хочется, чтобы ты была рядом!
Маргерита испугалась, что так и умрет здесь, в глуши, одна.
Боль набросилась на нее, как бешеная собака, треплющая в зубах тряпичную куклу. Она скорчилась на полу пещеры. Ей казалось, будто живот выворачивает наизнанку. Из горла вырвался дикий животный крик. А потом вдруг Маргерита испытала резкое облегчение, и между ног у нее потекло что-то горячее и скользкое. Она сунула туда руки и извлекла на свет Божий ребенка. Это был мальчик, с красным личиком и рыжими волосиками. Он кричал во все горло и беспорядочно размахивал крошечными кулачками. Грудь Маргериты сотрясли сдавленные рыдания. Она села на корточки и прижала малыша к груди. Несколько мгновений она сидела вот так, словно оцепенев, но его громкий плач привел ее в чувство, и она завернула ребенка в кусок материи, беспомощно качая его на руках. Его волосики отражали пламя костра, цветом напоминая только что отчеканенные медные монеты. Глазки его были крепко зажмурены, но кричал он беспрерывно, высоким и пронзительным голосом, как морская чайка. В памяти у нее всплыли виденные в детстве образы Мадонны с младенцем на руках. Она поднесла ребенка к груди и неловко сунула ему в ротик набухший сосок. Мальчик моментально зачмокал и принялся жадно сосать.
