окликнула его. Не стала молить.
Ни Мансина. Ни армии. Ни союзников. Нет даже Эдо, Раха или генерала Рёдзи. Я осталась одна.
Рука Сичи скользнула в мою. Ее кожа была такая мягкая. Я сморгнула слезы. Сичи молчала, как и я, мы просто стояли в удушающей тишине пустого зала.
Когда мне показалось, что я смогу заговорить и мой голос не сорвется, я посмотрела на Сичи. Она тоже посмотрела на меня, и это окончательно разбило мне сердце. В ее лице не было ни надежды, которую я мечтала увидеть, ни силы и решимости, которые могли бы укрепить мою волю. Остались только мы вдвоем. Без союзников. Без ресурсов. Без власти. У нас не было даже плана. Ничего.
Я ответила на ее слабую улыбку, и по моим щекам потекли слезы. Я не сдерживала их. Нет смысла притворяться. В ее глазах я видела то же отсутствие надежды, как и она в моих.
Мы остались одни.
31
Дишива
Итагай, неспешно покачивающийся подо мной, был моей опорой, ритм его шагов убаюкивал лучше, чем самая сладкая колыбельная. Если бы не Ясс, я давно задремала бы.
– Мне известно, что и раньше тебя посещали неудачные идеи, – сказал он, глядя снизу вверх, потому что шел рядом. – Но это… Ты уверена?
– Ты уже… кажется, в седьмой раз задаешь мне этот вопрос.
– До сих пор я хорошего ответа не получил.
– А что было бы хорошим ответом?
Он смотрел вперед, на залитую лунным светом дорогу, пустынную, если не считать нас. Дул сырой и холодный ветер, но хотя бы дождь перестал. Я уже начала цепляться за подобные мелкие радости.
– Ничего. Я так думаю, хорошего ответа тут нет.
Я вздохнула, устав до такой степени, о которой даже не подозревала.
– Ну а я уверена. Что хочу это сделать. И что это важно, даже если идея не особенно хороша или ничего не получится.
Ясс на время умолк, и тишину ночи нарушали только порывы ветра и стук копыт Итагая. Я прикрыла ноющий глаз. На пустую глазницу целитель наложил повязку. Я нуждалась в ней, но она давила, и голова болела еще сильнее. Я должна переждать. Отдохнуть. И отправиться в путь, когда полегчает. Ясс высказывал множество здравых доводов, все ходил кругами, чтобы не сказать прямо – он не хочет, чтобы я шла. Но чем дольше я жду, тем выше вероятность опоздать.
– Ты сказал, что они взяли в плен больше десятка левантийцев, – наконец произнесла я.
– Да.
– Среди них и Ошар.
Молодой переводчик, еще недостаточно взрослый для Посвящения, должен был жить совсем по-другому. Но гуртовщики поддались чужому влиянию. Гидеон решил остаться, завоевывать, строить. Лео все это уничтожил, и теперь будь я проклята, если допущу, чтобы он уничтожил и Ошара. Уничтожил всех. Матсимелар погиб из-за моих ошибок. Ошар не умрет вслед за ним.
– Никто другой этого не сделает, Ясс.
Он все шел, намотав на руку поводья Итагая, плечом совсем близко ко мне – я могла бы протянуть руку и прикоснуться к нему, а он стукнулся бы о мое бедро, если бы хоть немного приблизился. Несмотря на это, мы никогда не были так далеки.
– Он не сможет влезть ко мне в голову, потому что мои глаза повреждены, – продолжала я, сама не зная, уговариваю его или же в десятый раз спорю с теми же сомнениями в собственной голове. – А со званием Защитницы я укрыта церковным законом. Тор проверял.
Когда мы пошли за Итагаем, Тор собирал седельные сумки, и я задала ему этот вопрос напоследок.
– Сказано, что Защитница находится под покровом Бога, равно как и сама она служит Богу, – ответил он. – И похоже, так было всегда, только люди, занимавшие пост, менялись.
Мы поблагодарили Тора, пожелали ему удачи, и на этом наши пути разошлись.
– Если никто другой не сможет этого сделать, это еще не значит, что ты должна, – не глядя на меня, сказал Ясс. – Или даже, что у тебя получится.
– Да, но это значит, что я попытаюсь.
Тяжело вздохнув, он взглянул на ночное небо, где по-прежнему не было ничего, кроме одинокой луны.
– Я надеюсь, когда-нибудь ты начнешь думать о собственной безопасности, прежде чем предпринимать что-то такое.
– Да? Тогда лучше оставь меня, а то я тебя разочарую.
Смех Ясса прозвучал устало.
– Знаю. И ты знаешь, что я не уйду. Просто я немного эгоистичен, потому что не хочу тебя потерять. – Он бросил на меня настороженный взгляд. – И раздражен. И тревожусь. А из-за этого злюсь.
– Знаю. – Я протянула к нему руку и тронула за плечо. – Мы оба идем трудным путем, просто он у каждого свой. Без причины ничего не случается, но выбор за нами – попытаться изменить судьбу, которая нам досталась, или только жаловаться на нее. Если я не сделаю хоть что-нибудь с этим…
Он схватил мою руку и крепче прижал к своему плечу.
– Кто подумал бы, что потеря глаза даст тебе возможность видеть яснее, чем я.
– А еще я старше тебя по званию!
– Ненамного!
Я с сомнением встретила его взгляд.
– На каком ты сейчас уровне служения?
– На первом.
– Я как раз об этом.
– Не особенно убедительно.
– Тогда я не знаю, как тебя убедить.
Он пытался смотреть сурово, но продержался только пару секунд, а потом рассмеялся, и на миг мы забыли, что находимся на пути к очередному расставанию. Но наш путь оставался прежним. И нахлынувший порыв повернуть назад был отброшен. У меня была возможность помочь. Только я одна могла это сделать. Как бы я жила дальше, если бы отказалась?
Разбитая и ослабленная чилтейская армия отступила, но далеко не ушла. Только на безопасное расстояние, чтобы отдохнуть, перегруппироваться и решить, как действовать дальше.
– Похоже, мы уже близко. Я заметил людей, наблюдавших за нами из леса.
Я сама видела только смутную дымку.
– Много?
– Достаточно.
– Значит, пора.
Он сделал еще три шага и остановился. Копыта Итагая заскребли по камням.
– Ты уверена?
– Восьмой раз.
– Ладно, больше не буду спрашивать.
Он поднял руки, чтобы помочь мне спуститься, и хотя досадно было чувствовать себя такой слабой и нуждавшейся в помощи, я наслаждалась силой его рук и теплом дыхания на своей щеке. А потом он меня отпустил. Я стояла на дороге с ним рядом, и прощаться не было сил.
Я коснулась его руки, я хотела видеть его яснее, но была признательна ему за стойкость.
– Не могу обещать, что когда-нибудь стану прежде всего заботиться о собственной безопасности. Или что попрошу об этом тебя. Но… – Я втянула воздух и выдохнула, прерывисто и неровно. – Обещаю вернуться к тебе, если получится. И надеюсь, настанет день… когда больше никто не будет нуждаться во мне, и тогда, если я еще буду тебе интересна…
Мой голос сорвался из-за мешанины страха и чувств, с которыми я не могла справиться. Мне не следовало ничего говорить, но сомнения так надоели. Надоела
