отозвался он. — Сэм, Верна здесь. Она велит вам не браться за новый контракт. С ним что-то не так. Вы потеряете деньги.
— Благодарю вас, доктор, — сказал мистер Данн. — У меня и самого были сомнения. Передайте ей, что я не возьмусь за него.
На какое-то время Сэм расстался с Верной. Последовало множество других посланий. Какой-то Марте не следовало ехать на юг. Женщине, сидящей рядом со мной и, кажется, прижимающей к глазам платок, было сказано, что с Джин все в порядке. «Все в порядке, я очень счастлива, мама». Мне все это казалось тривиальным и весьма шокирующим, сотканным из соседских пересудов, известных любому. Речь зашла об Эмилии, которую, похоже, никто не знал. И тут вдруг я услышала свое имя.
— Марша, — сказал голос.
— Я здесь, — выдавила я из себя в полнейшем изумлении. — Вы ко мне обращаетесь?
— Для вас есть послание. Беды еще не кончились. Вы понимаете это? Они не кончились. Грядет новая беда.
Я раскрыла рот от удивления. Мистер Данн склонился ко мне.
— Продолжайте говорить, — шепнул он. — Не прерывайте колебаний. Скажите что-нибудь.
— Какая беда? — спросила я, и сердце мое глухо забилось. — У нас и так их столько было. Кому грозит опасность?
Но ответа не последовало. Женщина-медиум приложила руку к груди, судорожно ловя ртом воздух, словно испытывая боль, а потом откинулась назад в своем кресле и снова тяжело задышала. Спиритический сеанс был закончен.
Я встала прежде, чем зажгли свет. По заведенному обычаю, пояснил мистер Данн, ей сначала давали отдохнуть несколько минут в темноте. Он вышел со мной в коридор, заботливый и встревоженный.
— Насчет этой беды мне очень жаль, — сказал он. — Из ее слов я понял, что вы и так немало пережили.
— Да, — отозвалась я. — Как… откуда она узнала мое имя, мистер Данн?
Он улыбнулся.
— Они знают все. Забавно насчет этого контракта. Но Верна знает. Она куда лучший бизнесмен, чем я, даже на небесах. Вы сказали, что хотите со мной поговорить, да?
Я смутилась, мне вдруг стало неловко.
— Я только недавно узнала о случившемся с вами несчастье, — выдавила я из себя. — Вообще-то я пришла, чтобы посмотреть, как вы живете, все ли у вас в порядке.
— Все отлично, — бодро отозвался он. — Мистер Пейдж хорошо позаботился об этом, и у меня теперь
есть свое небольшое дело. Нога, конечно, досаждает, но, знаете, ко всему можно привыкнуть.
Он обменялся со мной рукопожатием и поспешно вернулся обратно в комнату. К тому времени уже зажгли свет, слышались громкие разговоры и даже смех. Кажется, кто-то из мужчин уселся на собственную соломенную шляпу! Я же торопливо спустилась по лестнице вниз и вышла на улицу.
Меня не было в Сансете почти неделю. Когда я вернулась, Уильям встретил меня на станции и сообщил, что в доме все тихо и спокойно и все здоровы. Я приняла ванну и позавтракала, а затем вышла на верхнюю веранду, где улеглась в шезлонг. Мэгги со всех сторон укутала меня в одеяла. После Нью-Йорка здесь так легко дышалось, было восхитительно прохладно, и какое-то время я просто наслаждалась, глядя на море.
Тут вдруг Мэгги, посмотрев вниз, на пляж, сообщила мне, что одна из ворон сдохла.
— Похоже, свернула себе шею, — заявила она. — Я всегда говорила, что они приносят несчастье.
— Можно сказать, с одной из них оно уже случилось, — лениво заметила я.
Было так приятно снова ощущать морскую прохладу и свежесть. Солнце освещало залив, паруса яхт, белеющие вдали, за островами, катера и моторные лодки. Не было и следов катера Аллена, зато «Морская ведьма» стояла в гавани— значит, Говард Брукс все еще где-то поблизости.
Я пыталась ни о чем не думать, просто отдыхать, смотреть на чаек и отрешиться от этого мира, где мужчины сходят с ума из-за женщин и, наезжая на других женщин, убивают их. Я хотела забыть об этом Лэнгдоне Пейдже, который был помолвлен с какой-то девицей Эмили Форрестер и воспылал безумной страстью к Джульетте. Старалась забыть ту фотографию, где он с вызовом смотрел прямо в объектив фотоаппарата, выходя из тюрьмы.
Но особенно преуспеть мне не удалось. Шериф, пришедший навестить меня в тот же самый день, внимательно посмотрел на меня, склонив голову набок.
— Хм! — изрек он. — Вид у вас весьма измочаленный, а? Похоже, сыскная работа вас порядком утомила, да?
— Какая сыскная работа, что вы имеете в виду? — ничего не подозревая, спросила я.
Он присел на перила, заскрипевшие под его весом.
— Послушайте, юная леди. Слишком много всего вокруг происходит, чтобы я еще стал и вами рисковать. Когда я узнал, что вы уехали, то позвонил в Нью-Йорк и теперь вполне прилично осведомлен о ваших передвижениях. За исключением этого фокуса с библиотекой. Вот что меня озадачило. Вроде бы у вас и без того книг здесь предостаточно.
Он прекрасно понял, что я ходила в библиотеку не за книгами, но не сказал этого. Лишь одарил меня одним из своих испытующих взглядов и улыбнулся.
— Еще не созрели потолковать? — спросил он. — Ладно. Не возражаете, если я еще раз гляну на этот изолятор наверху?
— Да там уже побывали все кто мог, и не раз. К тому же ее прибрали и вымыли.
Он заметно приуныл.
— Вот те на! Дочка вся в свою матушку! Почему бы не оставить там все как было? Сейчас она скорей всего выглядит как любая другая комната в любом другом месте. Но мыть-то зачем было? Туда ж никто никогда не заходит.
Он поднялся наверх, но пробыл там совсем недолго. А когда снова спустился вниз, то сделал несколько кругов по веранде, засунув руки в карманы, и лишь потом заговорил.
— В таком деле вот в чем беда… Слишком много всяческих нитей и слишком мало улик— если только я вообще способен с виду распознать улику, в чем я уже начинаю сомневаться. Все, что у нас имеется, — вполне основательно. Это точно. И мотивов хоть отбавляй. Даже слишком много. Насколько я себе представляю, изрядное количество людей на этом острове желали избавиться от Джульетты Рэнсом. Не один только Фред. Теперь возьмем Люси Хатчинсон. Она до сих пор не уверена, что Боб этого не делал, хотя и начинает в этом сомневаться. Что же до всех остальных, то как насчет этого парня, Пелла, например? Он получает травму. Некто неизвестный доставляет его в больницу, он выздоравливает и, черт возьми, не возвращается назад. У него здесь стоит трейлер стоимостью в пять тысяч долларов, и что же— он о нем побеспокоился? Ничего подобного…
