он протёр перчатками линзы на шлеме, словно умывшись двумя ладонями, вынул нож из-за пояса – сталь густо сверкнула на солнце золотом – и пошёл на бенгардийца. Алатар увернулся, оказался у отрядовца за спиной и со всего маху влепил его лапой в сосну. Сосна переломилась, со скрипом накренилась на тигра – тигр словил её передними лапами, задними проваливаясь в снег, и, резко выскочив, отбросил в сторону. Боковым зрением бенгардиец уловил движение – пятёрка отрядовцев бежала на него с ружьями наперевес; тигр протянулся к укатившемуся стволу, как гусеница, обнял его передними лапами, уцепившись в окоченевшую кору когтями, и, надув щёки, приподнял над сугробами, валко отступил с ним на пару шагов и раскрутил вполоборота. Зашебуршали хвойные иголки – сосна сбивала отряд с ног, навешивала на себя, подминала под себя, отряд вопил, страшно, отчаянно. Отброшенные в разные стороны ружья пускали в воздух шальные разнузданные выстрелы. Если бы у отряда не было их шлемов (что, безусловно, повлекло бы за собой гораздо больше увечий, возможно, даже не совместимых с жизнью), то Алатару представилось бы определённо греющее душу зрелище: у отряда из орбит выкатились глаза, а лица исказились в гримасе безвыходного ужаса. Алатар, издав грозный рык, выпустил из лап ствол, и сосна, скользя по сугробам, укатилась к развалившемуся у пня отрядовцу.
Рядом с Алатаром разорвался снаряд – зазвенело в ушах, а раненое ухо обожгло вскипающим от жара ветром: тигра отклонило вбок, но он выровнял бег, продолжил бежать, с перепачканной в копоти мордой вырвавшись из окутавшего его пегого дыма и марева. Глаза слезились, но он разглядел в паре прыжков от себя отрядовца в толстой, как бочка, форме, ласкающего в своих белых рукавицах шестиствольный гранатомёт.
«Стреляй же, ну, не робей! – прорычал Алатар. – Мне только этого и надо. Думаете окружить меня – а я вижу всё, и даже больше. А ты, кинокефал, приблизился на опасное расстояние к Астре и Умбре, за что и поплатишься!»
Вторую гранату Алатар прихлопнул, как муху, но она не взорвалась – лишь загорелась свечой и потухла, как свеча, и тигриная лапа озарилась оранжево-красным сиянием. Тигр кружил вокруг отрядовца в толстой, будто бочка, форме, сужая и сужая круг, ловко ловил под лапу все гранаты и низводил их до свечного огарка, а лапа всё разгоралась и разгоралась оранжево-красным свечением. Пули отрядовцев гремели по тигриным доспехам, сыпались во все стороны искры. Лишь последнюю, шестую, гранату не стал ловить Алатар: он давно заприметил одиноко стоящее в прогалине дерево, просчитав всё наперёд, подпрыгнул к нему и срубил его хвостом. Последняя граната задела падающее дерево, и оно взорвалось, рассыпавшись трухой. Из него, как из порванного мешка, со стуком и бренчанием высыпались огромные кости: лопатки, тазовые кости, бедренные кости, тигриные черепа.
Репрев, наблюдая вместе с Цингулоном за побоищем с холма, впервые встретился глазами с Алатаром. «Узнал ли он меня после всех моих метаморфоз? – забеспокоился Репрев. – Нет, он никак не мог меня узнать. Разве что по глазам…»
– Ваше превосходительство, желаете, чтобы я вмешался и всё прекратил? – вдруг спросил Цингулона Репрев. – Поверьте, мне это не составит труда, и я с удовольствием…
Генерал прервал его:
– Нет. Хочу увидеть, на что годится мой отряд. А вы, Репрев, не сводите глаз с бенгардийца. В отличие от него, ваши способности в данный момент ничем не ограничены, а это значит, что делает он, можете и вы, но в тысячу крат лучше.
– Но мы что, так и будем стоять и смотреть? – дёрнул шакальими ушами Репрев.
– Да, – ответил генерал, не отвлекаясь от зрелища боя. – Мы наблюдаем. И ждём.
– Ждём чего? – растерялся полуартифекс.
– Когда у бенгардийца иссякнут силы. Смотрите, сейчас будет его коронный номер. Смотрите, смотрите, не проморгайте! – с преувеличенным восторгом уговаривал своего полуартифекса Цингулон.
– И что будет, когда у него закончатся силы?
– Терпение, и вы сами всё увидите.
– Но он может перебить весь отряд! – всполошился Репрев.
– Не может, – с завидной уверенностью произнёс генерал. – И сейчас вы сами в этом убедитесь.
Репрев переминался с ноги на ноги, но вовсе не от холода – холод ему был не страшен: полуартифекс рассеянно глядел с холма вниз, опасаясь снова встретиться глазами с Алатаром.
А там, внизу, Алатар поднял над головой охваченную от когтей до плеча языками пламени лапу и с безумным рёвом ударил ею об ледяную землю. Его глаза загорелись, словно два тлеющих угля. Шерсть наэлектризовалась, встала дыбом, собравшись затем в отдельные пучки, каждый по отдельности напоминающий языки пламени, и хвост распушился, как фейерверк.
Круг, в который отряд оцепил Алатара, разгорелся костром, расползлось пламя, потянулось к разбросанным тигриным черепам, рёбрам, костям и оделось в них, перевоплотившись в «тигра-факира» – огромного, достающего до верхушек деревьев огненного кота. Его кожа, словно из лавы, бурлила красно-чёрными лопающимися пузырями, из пасти сыпались копоть и гарь, а из ноздрей бил жар. «Тигр-факир» полностью подчинялся Алатару – он и был Алатаром: раскроет пасть Алатар – «тигр-факир» раскроет пасть, проглотит напуганного до полусмерти отрядовца, тот покрутится в котле порожнего безорганного желудка, в котором только – огонь, огонь! – и выплюнет отрядовца; ударит хвостом Алатар – ударит хвостом «тигр-факир», и отряд отлетает спинами назад далеко-далеко, ударит лапой – и «факир» ударит лапой, разбросав сторожевых псов, как клубки пряжи, и псы улепётывают прочь, к холму, к своему хозяину, сверкая пятками.
Астра наблюдал за всем из расщелины: огонь не трогал их с Умброй, угарный газ не душил их, как и своего прародителя – бенгардийского тигра Алатара. Из расщелины Астре открывалась всего лишь полоска прокопчённого неба, в которой качался гигантский тигриный череп, собранный из других черепов и костей, клацающий зубами-кострищами.
Лёд и снег в круге давно расплавились, а в самом пекле – о чудо! – расцвели между пальцами Алатара подснежники с такими калёно-белыми цветками.
И когда, казалось, с отрядом было покончено, «тигр-факир» встал ровно там, где стоял Алатар, и пропал. Посыпались кости, в полёте превращаясь в золу. Алатар пошатнулся в догорающем круге, но удержался на лапах. Встряхнув головой и ушами, он, потерявшись на миг в пространстве, оголтело замотал мордой по сторонам, ища расщелину, – дерево с выкорчеванными корнями, которое и дало начало расщелине, отбросило неизвестно куда.
Алатар застыл, не шевеля даже белками глаз, – холодное дуло винтовки упёрлось ему в затылок.
– Как славно, – раздался у него за спиной низкий гнусавый голос, – что папуля рассказывал нам сказки про ваши фокусы. Не вздумай даже хвостом шевельнуть, не то твои мозги ускачут по снегу далеко-далеко!
Позади
