Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
решение всего комплекса вопросов, связанных с разрядкой отношений вокруг Кубы».
Второе сообщение Хрущёва — через двое суток, 13 ноября; письмо в Нью-Йорк для замминистра иностранных дел Кузнецова, копия отправлена Микояну; № П65/36: «Вам [Кузнецову] необходимо встретиться с Р. Кеннеди и сообщить ему конфиденциальный ответ Н. С. Хрущёва».
Содержание письма таково. Вопрос о вывозе с Кубы советских бомбардировщиков Ил-28. Эти самолёты будут удалены с Кубы. Мы ждём, когда будет снята морская блокада с Кубы и прекращены полёты американских самолётов над Кубой. Вы хотите, чтобы мы вывезли Ил-28, а сами продолжаете полёты. Мы вывезли ракеты и боеголовки, а американская сторона в ответ ничего не делает. Мы намерены добиваться подписания официального соглашения с участием ООН.
«Давайте же не томить людей мира, — призывает Хрущёв, — давайте дадим им приятное удовлетворение. ‹…› Народы ожидают мудрости от нас, прежде всего от наших двух государств».
Через три дня, 16 ноября, зафиксирован ещё один важнейший разговор Микояна в Гаване, на этот раз с Эрнесто Че Геварой. Важнейший, потому что касался теоретического аспекта, так называемого «экспорта революции» — идеи, которой Че служил, и за которую через пять лет он погибнет в боливийских джунглях.
Запись приводится в кратком изложении по книге Серго Микояна «Анатомия Карибского кризиса». Тут интересно оценить масштаб мышления Че Гевары и его амбиций.
«Э. Гевара: Очевидно, дальнейшее развитие революций в Латинской Америке должно пойти по линии одновременного взрыва во всех странах.
Микоян: Это неправильно. Страны Латинской Америки имеют свои национальные особенности. Революция не может произойти сразу во всех странах. Эти революции могут произойти в недалёкие одна от другой сроки, а общий взрыв маловероятен.
Э. Гевара: Если не произойдёт общего взрыва, революции будут подавлены реакционными силами, каждая по отдельности.
Микоян: возможно, но не обязательно. Если революция произойдёт быстро и восставшие успеют захватить власть, то внешняя контрреволюционная интервенция провалится. Если же возникнет ситуация двоевластия, когда в стране будут два правительства, одно — революционное, другое — реакционное, то второе, реакционное и якобы „законное“ правительство призовёт иностранных интервентов на законных основаниях. Империалисты вынуждены ориентироваться на ими же придуманные законы и влияние общественного мнения в собственных странах. ‹…› Мы в Советской России когда-то тоже исповедовали идею революционного взрыва одновременно в нескольких странах. Более того, многие наши товарищи считали, что без международной поддержки наша собственная революция в России — не выживет. И действительно, вспыхнули революции в Венгрии и в Баварии. Но они были подавлены реакционными силами. И в результате мы обнаружили, что должны строить наш социализм в одиночку, без всякой опоры на международную поддержку».
Как мы знаем, Че Гевара не внял советам опытного старшего друга. Или, точнее, переосмыслил их. По всей видимости, идея поджечь огнём революции весь Латиноамериканский континент глубоко залегла в сознании Че. Он, аргентинец по рождению, объехал когда-то Чили, Перу, Боливию, Венесуэлу, был и в США, в Гватемале, и в Мексике, повсюду видел бедность, несправедливость; он был убеждён, что достаточно одного решительного толчка, чтобы лавина социалистических переворотов прокатилась повсюду. Победившая социалистическая Куба должна была выступить локомотивом движения и одновременно примером оглушительного успеха, учитывая отважное противостояние с США — давним гегемоном западного полушария.
Остаётся только догадываться, что говорил Микоян Че Геваре не под запись, какие аргументы приводил, чтобы призвать 34-летнего товарища к благоразумию и осторожности.
Но у Че был свой путь, и он шёл по нему с горячим сердцем и холодной головой.
* * *
Вместе с тем продолжались переговоры по вывозу советских вооружений. Микоян понял, что кубинские компаньерос не готовы к ежедневным многочасовым встречам. Днём, в жару, они привыкли отдыхать, а активную деятельность начинали после захода солнца, когда наступала хоть какая-то прохлада. График Микояна — интенсивная работа с утра до ночи — оказался им не под силу.
Возможно, Микоян сознательно создал эту ситуацию, утомил и изнурил Фиделя и его окружение.
Изнурение оппонента — полемический приём, известный с глубокой древности. Изобрели этот приём в Византии, а возможно, и раньше. Но византийские дипломаты довели его до совершенства. Изнурение выглядело так. Византийские послы, выезжая на переговоры с неким вождём племени либо народа, привозили с собой десятки сундуков с подарками. В начале переговоров с вождём эти сундуки торжественно выносили и открывали. Вождя водили от одного сундука к другому и про каждый подарок подробно рассказывали. Сначала вождь был возбуждён: получать подарки всегда приятно. Но повествование о подарках длилось часами. Византийские послы по пять-шесть часов кряду водили вождя от сундука к сундуку, пока наконец вождь не уставал от этого парада невиданной щедрости. Разговор о важных вещах начинался тогда, когда вождь уже был достаточно утомлён и мечтал о том, чтобы всё побыстрее закончилось. Как только он начинал зевать и скучать — послы переходили к главным темам беседы.
Точно так же повёл себя многоопытный Микоян. Он мог вести переговоры по восемь, по десять часов, ежедневно — он был натренирован. Фидель и его команда к такому не привыкли. Они впервые в жизни оказались в такой ситуации. Они устали, Микоян их измучил. Переговорные раунды становились более редкими и менее продуктивными.
Новый отчёт (1837–1839) Микоян присылает Хрущёву 17 ноября. К этому времени Микоян работает на Кубе уже 16 дней: «Мои функции, — пишет он, — здесь исчерпываются. ‹…› Я почувствовал, что достигнутое взаимопонимание и взаимное доверие не прочны. У меня создалось очень плохое настроение и неудовлетворённость своей работой здесь. ‹…› Я решил отложить отъезд, пока мне не удастся закрепить взаимопонимание и доверие».
Микоян сетует, что кубинцы тянут время, не назначают встречи. Фидель, Рауль и Гевара заняты, предлагают говорить с чиновниками, не входящими в руководство страны. «Не подозревают ли они нас в нечестном поведении: согласовали одно в Гаване, предложили другое в Нью-Йорке». Наконец, сообщает далее Микоян, после двух дней бездействия появился Фидель, вёл себя очень дружески, паузу объяснил болезненным состоянием его и Дортикоса. «Люди они хорошие, — сообщает Микоян, — но с тяжёлым характером, экспансивные, эмоциональные, нервно-взвинченные, болезненно воспринимающие всё до мелочей».
Третий ответ Хрущёва (даты на документе почему-то нет). Очевидно, около 20 ноября. Наконец тут появляется личная интонация. «Трудное твоё положение, — пишет Хрущёв, — мы хорошо понимаем это, но что делать? Просвещай, — другого выхода нет. Это — необходимый труд и необходимые затраты, потому что мы в честность Фиделя верим и не сомневаемся в ней. Ему по его молодости — по возрасту и как политического деятеля, видимо, трудно понять, как можно вести себя так в революционной деятельности».
Далее Хрущёв пишет, что Кеннеди ему дал гарантии не вторгаться на территорию Кубы, и эти гарантии сохранятся как минимум на весь период, когда Кеннеди будет президентом. Хрущёв уверен, что его изберут и на второй
Ознакомительная версия. Доступно 33 страниц из 164
