Я подписала письмо. Сложила лист и запечатала его в конверт. Надписала адрес. Приклеила почтовую марку. Затем я вставила в каретку еще один лист и напечатала короткую записку, которую планировала оставить в конверте на коврике у двери.
Дорогая Рут!
Не заходи в квартиру. Вызови полицию. Пожалуйста, прости меня за то, что поручаю тебе такую неприятную мисию. Свяжись с Аланом Буржуа в его офисе на Мэн-стрит в Брансуике. Знай: ты всегда была моим самым лучшим союзником.
С любовью…
Я расписалась. Вложила записку в конверт. Написала на нем: Рут. И оставила на обеденном столе, чтобы вечером положить на коврик.
Раздался стук в дверь. Это приехал таксист. Я подхватила пальто и письмо для Джоэла Эбертса. Бросила его в почтовый ящик у дома. Потом села в такси и вернулась в офис Алана Буржуа. Он встретил меня сдержанным кивком головы и жестом указал на железный стул напротив него. Потом он взял со стола документ и вручил его мне.
Вот ваше завещание, — сказал он. — Прочтите внимательно, поскольку, если заметите какие-то неточности или захотите внести изменения, сейчас это сделать не поздно.
Я изучила документ. Все, казалось, было в порядке. О чем я и сказала.
Ваши распоряжения насчет похорон несколько сумбурны, — сказал мистер Буржуа.
А я и хочу, чтобы похороны были сумбурными, — весело ответила я.
Мистер Буржуа тотчас насторожился, поэтому я поспешила добавить:
Лет этак через пятьдесят, конечно.
Он поджал губы и ничего не сказал. Я вернула ему документ:
Все отлично. Можно подписывать?
Он полез в карман и достал авторучку. Снял колпачок, протянул ручку мне:
Я сделал три экземпляра завещания. Один для вас, второй для вашего адвоката в Нью-Йорке, а третий останется в моем досье. Вам нружно будет подписать все три, затем я превращусь в нотариуса и удостоверю вашу подпись. Кстати, я хотел вам сказать: нотариальная пошлина составляет два доллара за документ. Надеюсь, это не слишком разорительно.
Нет проблем, — сказала я, подписывая три экземпляра завещания.
После того как я вернула их мистеру Буржуа, он скрепил текст старомодной печатью. И поставил свою подпись.
Теперь у вас новое завещание, — сказал он и протянул мне счет на сорок один доллар. Я достала кошелек, отсчитала деньги и положила ему на стол. Он убрал мой экземпляр завещания в толстый конверт и торжественно вручил его мне.
Спасибо за быструю работу, — сказала я, собираясь уходить.
Всегда в вашем распоряжении, мисс Смайт. Надеюсь, смогу быть вам полезным и в дальнейшем.
Я промолчала. Направилась к двери. Мистер Буржуа бросил вдогонку:
Могу я задать вам нескромный вопрос?
Пожалуйста.
Почему вам так срочно понадобилось это завещание?
Я ожидала подобного и подготовила вполне разумный ответ:
Завтра я отправляюсь в путешествие.
Но, кажется, вы только что из госпиталя?
Откуда вам известно? — резко спросила я.
Я читаю вашу колонку в газете, и к тому же слышал, что вы были нездоровы.
От кого слышали?
Казалось, он опешил от моей реакции.
От… мм… да говорят. Брансуик ведь маленький городок. Я просто полюбопытствовал, не подумайте плохо.
Я уезжаю. И хотела привести в порядок завещание, тем более что мой брат…
Я понимаю. Простите, не хотел вас обидеть, мисс Смайт.
Все в порядке, мистер Буржуа. Приятно было с вами работать.
Мне тоже, мэм. Едете в. какой-нибудь райский уголок?
Простите?
Я просто хотел спросить, красиво ли там, куда вы едете.
Не знаю. Я там еще не была.
Я вернулась на такси домой, с твердым решением поскорее покончить с этим делом… на случай, если мистер Буржуа все-таки заподозрил что-то нечистое в моих намерениях и сообщил об этом в полицию. Из окна машины я смотрела на темные в сумерках улицы Брансуика и мысленно прощалась с миром. Когда такси остановилось у моего дома, я дала водителю десять долларов чаевых. Он опешил и долго благодарил меня. Это последняя в моей жизни поездка на такси — так и хотелось мне сказать. А завтра мне в любом случае деньги уже не понадобятся.
Я зашла к себе. Взяла письмо, адресованное Рут, и положила его на коврик у порога. Потом заперла за собой дверь. Сняла пальто. Уборщица разложила поленья в камине. Я поднесла зажженную спичку к растопке. Тут же вспыхнул огонь. Я пошла в ванную. Взяла из аптечки пузырек с таблетками. Пришла на кухню. Достала пакет, клейкую ленту и ножницы. Отнесла все это в спальню. Я положила пакет на подушку, отрезала четыре длинные полоски ленты и закрепила их на тумбочке. Теперь надо было выпить. Я вернулась в гостиную. Села на диван. У меня задрожали руки. Я налила в стакан немного виски. Выпила залпом. Руки по-прежнему тряслись. Я налила еще дозу. Опять осушила залпом. Виски приятным теплом разлилось по телу. Мой план был простым. Глотать штук по пять таблеток, запивая их стаканом виски. Когда бутылка опустеет, быстро перебраться в спальню, замотать голову целлофаном и лечь в постель. Виски в сочетании с таблетками гарантировало беспамятство в считаные минуты. И мне уже не суждено было проснуться.
Я достала пузырек с таблетками из кармана юбки. Отвинтила крышку. Отсчитала пять таблеток. Зазвонил телефон. Я не обращала внимания. Телефон не умолкал. Я налила полный стакан виски. Телефон все звонил. Я начала опасаться, что это Алан Буржуа проверяет меня — и, если я не отвечу, он вообразит самое худшее. Лучше было ответить, заверить его в том, что со мной все в порядке. Я высыпала таблетки обратно в пузырек. Сняла трубку.
Сара, это Дункан Хауэлл.
Черт. Черт. Черт. Я старалась выдержать невозмутимый тон:
Привет, Дункан.
Я, может, не вовремя?
Нет, все в порядке, — сказала я, сделав глоток виски.
Я слышал, тебя сегодня выписали из госпиталя. Как ты?
Замечательно.
Ты нас всех напугала. И читатели завалили меня письмами, спрашивают, когда вернется твоя колонка.
Приятно слышать, — сказала я, чувствуя, как дрожит в руке пузырек с таблетками. — Но… могу я перезвонить тебе позже? Или, может быть, завтра? Просто… я еще слишком слаба и…
Поверь мне, Сара… зная, в каком ты сейчас состоянии, я действительно не хотел звонить сегодня. Но я подумал, что мне следует поговорить с тобой, прежде чем ты узнаешь…
Что узнаю?
Ты хочешь сказать, что сегодня к тебе никто не приезжал из Нью-Йорка?
Меня не было дома. Но кто мог ко мне наведаться из Нью-Йорка?
