— Да, но!.. Нейромодуляторное сканирование применяется к преступникам, отказывающимся сотрудничать! — я подскочила с жесткого стула. — Оно, как Вы понимаете, лишает воли и совершенно противопоказано при беременности, потому что имеет непредсказуемые последствия для нервного контроля!!!
— Не нервничайте так! — голос генерала тоже напрягся, было видно, что в нем борются два чувства. Разум победил. — Сожалею, но без этого никак не обойтись. Возможно, Вас успокоит, побочные эффекты являются совершенной редкостью. Поймите и нас, мы не можем поступить иначе, не выяснив все обстоятельства Вашего пребывания в чужеродной Империи.
— Но я могу рассказать… — севшим голосом прошептала я.
— В этом нет необходимости, — отрезал Гальминтус, отводя глаза в сторону. — Нам все равно необходимо проверить все, что Вы скажете.
— Нет!!! — я замотала головой. — Нет! Вы не имеете права.
Двери в овальный зал открылись и на пороге показалось несколько вышколенных солдат в военной форме. Как по приказу, все они устремили взгляды на меня.
— Бывают исключительные обстоятельства, — устало произнес генерал, его лицо осунулось. — Не волнуйтесь, Альтарея. Сотрудничать — в Ваших интересах. Аккуратнее с ней!
Последнюю фразу он адресовал солдатам, решительно направившимся в мою сторону.
Над Синим Небом. Глава 18
Ад. В точности я не знаю, как обозначить момент начала катастрофы, разразившейся в качестве финального аккорда после всех потрясений за время вынужденного путешествия по Дальтерии. Были ли это секунды странного прощания с Эндо или глубокая тоска, поразившая мое сердце в момент наблюдения удаляющегося и теряющегося в розовой дымке замка. Была ли это встреча с генералом Гальминтусом, отказавшимся отпустить меня домой, или часы, когда я выболтала абсолютно все, находясь в полуосознанном состоянии. Либо же мучительное пробуждение в выделенной мне комнате, когда я стала невольным свидетелем разговора о своей судьбе. Катастрофа нарастала, как снежный ком, ледяное основание которого давно затерялось под слоями снега.
Я бы хотела рассказать подробнее, но мысли мои были спутаны, как залившая в паутине муха, загипнотизированная огромным пауком, оторопело взирающая в восемь приближающихся глаз и окончательно обездвиженная мгновенно впрыснутым ядом. Все, что я воспринимала, разворачивалось на грани сна и реальности. Во время допроса я не различала, где заканчивались мои желания и начинались чужие. Вполне возможно, моей личности не осталось вовсе…
Люди Гальминтуса ловко подхватили меня под локти и, почти удерживая на весу, уверенно отвели… отнесли в не примечательный с виду кабинет. Лаборатория, поняла я. Белые блестящие стенами с множеством кинетических точек доступа, прямо на поверхности. Элементы управления моментально загорелись разными цветами, показывая готовность к работе. В конце зала стоял невысокий худощавый человек с седыми волосами и выцветшими, непонятного цвета глазами. Увидев нас, он проворно засеменил навстречу. Я задергалась, стараясь посильнее пнуть ногами обидчиков, но, как и следовало ожидать, эта идея не принесла успеха.
Солдаты крепко удерживали меня, не давай никоим образом повредить себя или их. Профессионалы… Сотрудник лаборатории взглянул на меня быстрым и цепким взглядом, неприятно пробирающимся под кожу, словно острая игла. Не прошло и десятка секунд, как и в самом деле несколько сцентовых инъекций вонзились под кожу головы, неприятно, но терпимо. Эти нехитрые манипуляции убрали необходимость продолжать воздействовать на меня физически. Я больше не сопротивлялась. Солдаты отпустили мои руки и я осталась стоять посредине ярко освещенного зала, испытывая чувство восхищения разлитым по пространству белым светом и непреодолимую тягу поделиться своими мыслями со всей Вселенной.
Почти идеальный подход. Если бы я не знала, в чем смысл нейромодуляторного сканирования, я бы даже не поняла, что сделали со мной несколько крепких парней и тщедушный доктор всего за полминуты.
Я ничего не ощущала. Кроме бесконечного желания раскрыть свои знания этим милым людям в белых костюмах, с огромным интересом обозревающих меня. Я засмотрелась на мужчин, устроившихся в креслах напротив, я знала — я никому не позволю покинуть это место, пока не расскажу в подробностях всю свою длинную историю. Она просто рвалась с моего языка!
Пока мой ум не перестал работать окончательно, я отрывками вспоминала курс по прикладным методикам нейровоздействий. Все они начинались одинаково — испытуемому, мы раньше называли его так, вживлялось несколько микроскопических излучателей под кожу головы. С помощью дистанционного управления они передавали импульсное раздражение на зоны мозга, ответственные за те или иные психологические проявления. Например, чтобы успокоить подопытного, импульсы подавались на зоны гипоталамуса, а чтобы разговорить — на лобную и височную кору. Человек снаружи, марионетка внутри. И, главное, полная иллюзия того, что все это тобой принятые решения.
Меня попросили рассказать о произошедших за время моего отсутствия событиях. И тут я уже не могла удержаться! Просили вежливо. Вежливость успешно подкреплялась нужными раздражениями моего мозга. Впрочем, об этом я очень скоро забыла. Рот сам открылся и затараторил все, что отпечаталось в моей памяти за время пребывания в Дальтерии.
Говорила я долго. Я оживленно размахивала руками, изображая полёты ос во время атаки на несчастных арантьягов, усердно трясла головой, объясняя про патологическое влияние солдатских шлемов на Антинории, ползала по полу, изображая крадущегося ашера, возмущалась беспринципностью дикарей-толстяков и пыталась спрятаться от надвигающегося эхолора за выдвинувшейся из стены панелью управления. Я блаженно вздыхала, словно наяву представляя завораживающие красоты Земли и, конечно же, я выболтала все, что знала про Зэлдара. Я говорила о нем, как о человеке, показавшем мне, что значит настоящий мир. Как о том, под чьей маской напускной жестокости скрывается огромное раненое сердце. Как о защитнике планет, жизнь на которых подчас непроста, но воздух — всегда чист и свеж, а закаты ярки как никогда.
Я говорила и говорила, до того момента, пока эмоции окончательно не затопили меня, и я перешла на крик, доказывая необходимость примирения империй. Я подскочила к людям, устроившимся поодаль на небольшом возвышении, словно в старомодном маленьком театре, и вцепилась в костюм ближайшего наблюдателя с ярым криком требуя прекратить войну. Кто-то заметил, что пора остановиться. Они боялись, что эмоциональный всплеск может привести к непредсказуемым последствиям. Нервная система могла дать сбой, а у них были другие планы в отношении меня. Нас. Я нужна была нормальной. Я и ребёнок.
Новое нажатие на кнопки-манипуляторы и мое сознание отключилось, погружаясь в негу сна, такого же глубокого, что бывает лишь после опустошительного утомления. Я словно прожила полгода заново и теперь мне требовался полноценный отдых. Моментально заснув, я упала в чьи-то руки.
Всегда неизвестно, как мозг отреагирует на чуждые ему воздействия. Фактор неопределенности, на который учёные склонны закрывать глаза. С виду все в порядке, а внутри… Что происходит с сознанием человека, подвергшегося нейроимпульсному вмешательству? Мало кто решается опробовать на себе подобный эксперимент, так что свидетельств мало. В тот день я стала живым воплощением практики, которую мы проходили в секции методов дознания. Я не знаю, сколько длилась моя вынужденная отключка. Я лишь уверена в том, что в какой-то момент, несмотря на то, что по виду я спала глубоким и безмятежным сном, мое сознание внезапно стало активно.
