– В каком смысле?
– Есть еще кто-то, кого бы ты хотела восстановить при дворе? – любезно спрашивает он. – Если мы собираемся жить вместе, вечно и счастливо, может быть, ты хочешь еще кого-нибудь сюда вернуть? Просто согласуй это с Яковом. Я буду рад принять здесь твоих друзей и любых твоих слуг. Только…
– Что – только? – Я уже приготовилась к оскорблениям.
– Только эти люди должны понимать, что твоя репутация обязана оставаться безукоризненной, – заканчивает он напыщенно, как церковный служка. – Пока ты здесь, со мной, в качестве моей жены, я не хочу давать пищи для сплетен о тебе. Репутация матери Якова, матери нашей дочери и вдовствующей королевы должна быть вне подозрений.
– Моя репутация и так вне подозрений, – холодно чеканю я.
Он берет меня за руку, словно намереваясь утешить.
– О, моя дорогая, сплетен всегда хватает. Боюсь, твой брат узнал от французов, что ты находишься в постоянной переписке с герцогом Олбани.
– А я и должна быть с ним в переписке, он же регент Шотландии!
– Даже если и так, твой брат верит в то, что ты надеешься выйти за него замуж.
– Это смешно!
– А еще кто-то рассказал твоему брату о том, что у тебя появился любовник, Генри Стюарт.
– Я отрицаю это. – В моем лице не дрогнул ни один мускул.
– А еще ему сказали, что вы с Генри Стюартом планируете похитить Якова и посадить его на трон в качестве пешки клана Стюартов.
– О, кто бы это мог быть, этот осведомленный человек? – едко интересуюсь я. – Этот шпион моего брата, который знает все в таких подробностях и которого так хорошо принимают в Лондоне?
Арчибальд прижимает мою руку к своим губам.
– Вообще-то, это не я. Но раз уж я знаю, как много значит для тебя твоя семья, и поскольку сейчас идет расследование законности брака самого короля, он сейчас больше чем когда бы то ни было заинтересован в том, чтобы с твоим именем не было связано никаких скандалов.
– Он сам решил расследовать законность своего брака?
– Разумеется.
– Ты считаешь, что он намерен избавиться от Екатерины? – шепчу я.
– Ему следовало бы это сделать, – говорит Арчибальд серьезно, будто вынося приговор. Ей, невинной женщине, утратившей всю власть.
– Я слышала, что к ним был направлен папский легат, чтобы примирить их.
В ответ Арчибальд коротко смеется.
– Нет, чтобы сказать ей, чтобы его отпустила.
Я отворачиваюсь от него и иду к окну, чтобы посмотреть на сад. Лепестки яблоневого цвета напоминают снег весной. Я не знаю, радоваться мне или горевать. У меня такое чувство, словно холм под названием Артурс Сит только что осел и ушел под землю и линия горизонта изменилась до неузнаваемости.
Екатерина давила на меня и мою жизнь, я завидовала ей и любила ее, злилась на нее и однажды чуть не погибла из-за того, что она разрушила мою жизнь. Неужели она может вот так внезапно исчезнуть? Может вот так внезапно стать незначительной?
– Она никогда на это не согласится, – предсказываю я.
– Нет, но если брак сочтут незаконным, то ее мнение ничего не решит.
– На каких основаниях его могут признать незаконным?
– Она была замужем за твоим братом Артуром, – просто отвечает Арчибальд, как будто говорит очевидное.
И тогда я вспоминаю письмо Марии, предупреждающее меня о том, что я должна говорить. Мои сестры договаривались и готовились отвечать на каждый возможный вопрос. Со мной они не советовались, а лишь ставили в известность.
– Они получили разрешение, – повторяю я то, о чем меня просили сказать.
– Возможно, это разрешение было незаконным.
Я смотрю на него, ничего не понимая.
– Это что за причина? Как может быть папское разрешение незаконным?
– Это сейчас уже не имеет значения. Племянник королевы держит папу взаперти. Очень сомневаюсь, что у папы хватит дерзости опозорить родственницу своего тюремщика. Он никогда не допустит развода твоего брата. Он никогда не допустит твоего развода.
– Но это не имеет никакого отношения ко мне! – восклицаю я.
– У папы свои проблемы, ему нет дела до твоих, а Генрих не захочет, чтобы развод мог получить кто-либо еще, кроме него самого. – Арчибальд удивительно точно дает определение растущему тщеславию и ставшему привычным эгоизму брата. – Он не захочет, чтобы хоть кому-то пришло в голову, что Тюдор мог подать на развод только по причине следования воле Господней. И самое последнее, что ему нужно, это чтобы ты, со своей историей сочетания браком по своему собственному желанию, а не во исполнение воли Всевышнего, и со своей скандальной репутацией, подала на развод раньше него и тем самым бросила тень на его репутацию. Он захочет, чтобы поведение всех членов его семьи было превыше всяких подозрений, чтобы он сам мог подавать прошение о расторжении брака, не афишируя свою… – И он замолкает, подбирая точное слово.
– Свою что?
– Эгоистичную похоть.
Я смотрю на него с изумлением. Он так точно назвал слабость Генриха.
– Тебе не следует так говорить, даже при мне.
– Будь уверена в том, что он не захочет, чтобы подобное произносилось и про тебя тоже.
Я думаю, что Генри Стюарта тоже можно возвращать ко двору, чтобы мы могли хотя бы утешиться компанией друг друга, раз уж нам не суждено сочетаться браком. Однако, к моему огромному удивлению, мне отказали в этом разрешении, и сделал это мой сын. Он вытянулся в полный рост, став немного выше меня, и сказал, что не потерпит распущенности в своем дворе. Я чуть не рассмеялась ему в лицо.
– Но, Яков! – обращаюсь я к нему, как к маленькому капризному мальчику. – Не тебе судить моих друзей.
– Вообще-то мне, – отвечает он, и говорит очень холодно, совсем не как мой сын. – Будь уверена, что это мой двор и я буду судить о тех, кто появляется тут. У меня уже есть один отчим, второй мне ни к чему. Я думал, тебе уже хватило мужей.
– Но Генри не станет пытаться управлять тобой! – восклицаю я. – Он же всегда был таким хорошим другом для тебя. И он такой очаровательный. Мне он очень нравится, с ним приятно проводить время.
– Вот именно по этим причинам я не хочу, чтобы он появлялся здесь, – жестко говорит Яков.
– Он тебе не приемный отец, потому что он никогда не станет моим мужем.
– А это только все еще больше усложняет. Я-то думал, ты это понимаешь.
– Сын, ты ошибаешься. – Я начинаю всерьез сердиться.
– Нет, леди мама, я прав.
– Я не позволю собой командовать, никому, даже тебе, сын! Я – принцесса Тюдор!
– Это имя становится символом скандала, – парирует Яков. – Любовные приключения твоего брата известны всему миру, да и твое имя тоже запятнано. Я не дам повода к тому, чтобы твое имя поминали в каждой таверне!
