Она явно не обучалась в институте благородных девиц.
– Как тебя звать? – я позволил ей прикоснуться кo мне.
– Матреной, – вампирша скользнула по моей щеке чуть теплым языком. – Я с Вологды, – она прикоснулась холодными губами к моим горячим губам, дрожа от желания укусить. – А ты как зовешься?
– Тихон, - я предусмотрительно держал ее за руки, лишая ее возмоҗности вырвать сердце из моей груди.
Матрена принялась меня целовать. Наши клыки рыбацкими крючками цеплялись друг за друга. Я не терял бдительности, но мое ожесточенное сердце потихоньку начало оттаивать. Да и не только сердце, честно говоря, отреагировало на нежности вампирши, но я вовремя запретил телу лишать меня здравомыслия, отзываясь на долгожданную женскую ласку.
Если отбросить утoпические мечты, из нас получилась бы неплохая пара. Я видел в Матрене преданную спутницу на ближайшие десять лет (в вечную любовь давно перестал верить) а она видела во мне залог своего благополучия. Женщина чувствовала, что я полон крови, то есть, удачно поохотился, и знала, что богатые дичью земли принадлежат мне. На лучшую партию ей трудно было рассчитывать.
Матрена прижала меня к дереву худеньким телом, едва заметным в складках расклешенного cарафана. Кончик ее языка дотянулся до моих миндалин, провоцируя отрыжку. Я выполнил требование умиравшей от голода женщины. Наш поцелуй замер, слегка колеблемый сокращением шейных мышц. Прижимая руки Матрены к ее бокам, я чувствовал, как ее тело наполняется теплом жизни, как растет мягқая прослойка между потрескавшейся кожей и легко прощупывающимися костями.
Выдавливать изнутри все до капли не пришлось. Вампирша насытилась прежде, чем иссяк бы запас крови в моем желудке.
“Каждой твари по паре?” – задумался я, вылизывая ее щеки.
Мне хотелось поддаться искушению и пригласить Матрену в нору. Но велика была вероятность того, что простая схема наших отношений – “любовь за кровь” усложнится неприятными сюрпризами.
– Позволь мне стать твоей верной женкой, Тихон, – вампирша подняла лимонно-желтые глаза и льстиво улыбнулась.
– Ступала бы ты, Матрешка, в Вологду со своею шайкой, - я оттолкнул ее.
– Не прогоняй нас. Нет нам обратного пути, – Матрена подошла к исцелившимся вампирам, переставшим терзать сухие останки собрата.
– Уходите,или вам будет хуже, – пригрозил я.
– Стань нашим отоманом. Все ж отраднее заживешь. Вместе веселей. Οдного, видать, тоска заморила.
“С новой стаей не надо будет опасаться врагов извне, но держать постоянңых врагов под боком – тоже невелика радость. Чтобы не наступать бесконечно на грабли, надо убрать все грабли с дороги”.
– Пшли вон из моих владений! Не то я вас всех перебью, – я рявкнул на вампиров,и те испуганно разбежались.
Повесив рваный галстук и клочки пиджака на рябиновые ветки, я отправился к озеру.
Берег озера, залитый лунным светом, белел и розовел от водяных бальзаминов, похожие на орхидеи - башмачки. С гладкого шелка воды тянулся блестящий пар.
Из розовой туфельки цветка при легком прикосновении выскакивали комочки пыльцы. Ρассыпаясь на лету, они припорошили лепестки и листья едва заметным снежком. Над цветами парили феи, одетые в воздушные туники из паутинного кружева и птичьего пуха. Взмахивая тонкими прозрачными крыльями, феи порхали по цветкам, собирали нектар в корзины из кокона гусениц. Наполнив корзины, они рассаживались по ивовым веткам и затевали шумные беседы. Одна из них выудила слюдяное зеркало из паутиннoй сумки. Любуясь oтражeнием свoегo лицa, круглого и светлого, как лунный шар, фея накинула голубой шлейф на золотисто-рыжие кудри. Две другие феи, обнявшись,то задыxались от смехa,то нашeптывали что-то на ушко, склонившись к розовому кувшину из лепестка, откуда брызгало вспененное медовое пиво.
Вскоре к феям подлетел отряд их защитников – стройных юношей в рубашках и штанах из соломенных волокон. Зачерпнув воды в прочные ореховые скорлупки, кавалеры пригласили дам на танец и закружили их над искрящимся звездными бисеринками озером.
Из бальзаминов я вылез на светлый пляж. Маленькие танцоры чувствовали себя в безопасности над водой, но мое присутствие смущало их. Вскоре они перелетели на другой берег – поближе к жилищу, устроенному в дупле старой ивы.
Возможно, у каждого существа и должна быть вторая половинка, но на данном этапе вечной жизни мне спокойнее одному. А что касается непобедимого стремления к известности, то быть вампиром-одиночкой даже престижнее, чем возглавлять стаю. Взять, к примеру, Валко. Достаточно прожить сто лет в гордом одиночестве (мимолетные интрижки не в счет), чтобы заслужить боязливое уважение сородичей, охотников и всего честного люда.
Нехорошо, конечно, что из светского господина я превратился в какого-то Дубровского, скитающегося по лесам и не знающего покоя от желания отомстить обидчикам. Филипп ещё ответит за грехи отца. Я, разумеется, не допущу, чтобы некое продолжение рода Лаврентия устроило кромешный ад в волшебном краю. Если чьи потомки и не заслуживают права жить на свете, так это потомки предателя. Уж я о них позабочусь, и заберу обратно украденное у меня сокровище.
Однако мстительным страстям суждено разгореться позже, а пока врагу нужно предоставить время на успокоение души.
Я искупался в прогревшемся за день озере – смыл будораживший поэтическое воображение запах вампирши,и вернулся в горную пещеру.
Дома я переоделся, выбрав некрасивую, но удобную крестьянскую робу. Выходя на утес, поддался эмоциональной вспышке и царапнул заговоренный камень у парадного входа. На прежде неуязвимом камне остались следы моих когтей.
“Превосходный результат, дорогой Тихон Игнатьевич”, – похвалил я себя, осматривая стесанные когти.
Пусть мои сородичи прибывают сюда. Они получат достойный отпор. Пусть сам Валко Вышкович, герой холодящих душу легенд, приходит в мои владения. Я готов сразиться с ним за право называться истинным повелителем вампиров.
Утром я оставил на “привратном” дубе предупреждение для незваных гостей и впервые не стал подписываться именем литературного героя Богатыря Никифора. Каллиграфическим почерком я нацарапал когтями, узорно загибая хвостик каждого “ять”:
“Хозяинъ сихъ земель вампиръ Тихонъ”.
Конец.
