информировал его в общих чертах о предстоящих изменениях в дипломатических представительствах и об уже проведенных в МИД; при этом он выразил согласие с тем, чтобы эти изменения по причине срочности проводились с согласия председателя правительства и правительства без предварительного согласования с ним (Бенешем. – В. М.). Конкретно он интересовался только деятельностью комитета действия в посольстве в Москве и тамошним послом…
(Далее Клементис попросил согласия на отправку циркуляра в дипломатические представительства с разъяснением происшедшего и с указанием на то, что «президент осуждает это предательское поведение». – В. М.).
После некоторого колебания президент ответил, что не имеет ничего против того, чтобы я путем циркулярного письма сообщил дипломатическим представительствам о том, что я информировал его об отставках, но возражает, чтобы там было указано, что он осуждает их.
Я ответил, что в этом случае циркулярное письмо нанесло бы вред, поскольку из него делался бы вывод a contrario. Действия этих людей находятся в явном противоречии с действиями президента, который, хотя и не согласен, склоняется к поддержке решения, не наносящего вред республике. Если эти посланники были не согласны, они должны были по-тихому приехать на родину и отказаться от своих постов. Они же избрали способ, которым нам намеренно хотят навредить.
Президент согласился, но мотивировал свою точку зрения тем, что он пока не делает никаких заявлений, и что если бы осудил действия этих посланников, то от него могли бы по праву требовать, чтобы он осудил действия некоторых политиков в стране.
Потом я его информировал об откликах на наши события заграницей, а также об имеющихся у нас информациях относительно замышляемых против нас западными державами шагов, а также о возможных с нашей стороны контрмерах.
2. После этого я его спросил, как он оценивает ситуацию у нас и что намерен делать.
Он ответил, что пока намерен поправить свое здоровье, поскольку события последних дней его изрядно утомили (Он уже давно не был в таком хорошем состоянии, в каком я нашел его во время нашего разговора).
Пока он следит за развитием событий, отказывается от интервью, о которых постоянно просят его иностранные журналисты, и с удовлетворением наблюдает, что ситуация успокаивается…
После моих сообщений и ответов на конкретные вопросы он несколько раз возвращался к событиям кризисных дней, и снова и снова повторял, что прошениями об отставке он был удивлен.
Я со своей стороны подчеркнул, что даже он может подтвердить, что мы (то есть коммунисты. – В. М.) не являлись инициаторами кризиса, что мы наших партнеров бесчисленное множество раз предупреждали, но когда уже кризис разразился, мы сделали всё, чтобы разрешить его окончательно, то есть без возможности рецидива. Хотя это означало скачок в нашем развитии, но скачок логический, и хорошо, что он был сделан вовремя. Мы использовали эту возможность, чтобы исправить ошибки и устранить недостатки в концепции нашей народной демократии.
Он с большим одобрением отнесся к моим заверениям, что мы не руководствуемся и не будем руководствоваться в своих действиях чувством мести, не считаем нужным никого репрессировать, хотя не можем оставить безнаказанными преступления и тех, которые окончательно связались с иностранными агентами.
Особенно он интересовался судьбой выпущенных на свободу университетских профессоров.
Когда он снова повторил свое удовлетворение успокоением ситуации, я напомнил ему, что существует еще один момент, который мешает стабилизировать обстановку, а именно тот факт, что зарубежная пропаганда настойчиво утверждает, что президент намерен уйти в отставку. В стране распространяются слухи, пересказываются многие детали и т. д.
Президент на это реагировал так:
«Я об этом буду говорить с Готвальдом. Я знаю, что теперь он занят, что предстоит первое заседание правительства и что очевидно готовится правительственное заявление для заседания парламента. Я надеюсь, что он меня потом найдет, и что, как я об этом ему уже лично говорил, я ожидаю его в любое время. Но пока я хотел бы, чтобы вы ему сказали – и формулирую это кратко и ясно, и прошу, чтобы вы это буквально передали ему – следующее:
Во-первых, я никогда не пойду против коммунистов.
Во-вторых, не покину республику без того, чтобы об этом не посоветоваться с правительством.
В-третьих, я никогда не думал, никогда не готовил и никогда бы не участвовал в так называемом третьем сопротивлении, поскольку это означало бы прежде всего идти против Советского Союза, а я против Советского Союза никогда не шел и не пойду. Иначе это означало бы автоматический союз со всеми врагами нашего народа».
Я ответил ему, что мы от него другой позиции и не ожидали, что все те, кто заграницей выступает против нас, автоматически становятся на платформу дюрчанковцев[1005] и должны считаться с возможностью войны, в которой авангардом нападения на Советский Союз, а следовательно и на нас, являлись бы немецкие полки. Я же как раз не верю в непосредственную возможность войны, поскольку американцы еще не проводят военной организации немцев.
Президент с этим выводом согласился и просил, чтобы я доложил ему, если произойдет что-нибудь серьезное.
В.К. (Владимир Клементис. – В. М.)
Kaplan К. Poslední rok prezidenta. Edvard Beneš v roce 1948. Praha, 1993. Příloha č. 6. S. 125–127.
Перевод с чешского В. Марьиной.
9
Проект письма об отставке президента Бенеша от 4 мая 1948 г.
Господин председатель,
Законодательному Национальному собранию предстоит одобрить новую конституцию. Я внимательно изучил проект этой конституции и следил также за ходом ее обсуждения; мне ясно, что конституция будет принята Национальным собранием.
Я всегда был и остаюсь демократом и социалистом. Я согласен со статьями конституции, которые могут быть новой основой экономического строительства государства и социалистического будущего жизни нашего национального общества. Однако констатирую, что содержание некоторых статей конституции таково, что моя совесть и мои представления о демократии и мое понимание человеческих и гражданских прав не позволяют мне полностью согласиться с ними.
Не желая создать ситуацию, которая сложилась бы, если бы я как конституционный президент республики не мог подписать закон о конституции, я принял решение вернуть Законодательному Национальному собранию кресло президента, которое мне была предоставлена честь занять в результате единогласного голосования 31 мая 1946 г. (ошибка: 19 июня 1946 г. – В. М.). Данным письмом я это делаю.
Во время февральских событий я принял решение, совершенно свободно в результате собственных размышлений, остаться на своем посту, хотя я совершенно не был согласен с методами, которые тогда были использованы. В конфликте мнений, партий и лиц я хотел воспрепятствовать расколу народа и борьбе между его составными частями. Оставаясь на посту, я следил за дальнейшим развитием,
