Потом я бережно снял с Амрины остатки изорванного комбинезона. Смыл с тела засохшую кровь. И принялся наряжать её — как девочка любимую куклу — во всё новое, яркое и необычно пахнущее. Постепенно она включилась в этот процесс и…
ПРЕОБРАЗИЛАСЬ.
Я смотрел на это нагромождение цветовых клякс и изломов всех мыслимых линий. На этот ворох защитного одеяния. На это с трудом различимое лицо, обезображенное боевым гримом… Оно выражало что-то вроде «Свет мой, зеркальце, скажи… или молчи… однако за базар всё едино ответишь!».
Я смотрел на свою любимую. И впервые — радовался, что не могу разглядеть в этом боекомплекте не только женщину, но и вообще — сколько-нибудь симпатичное существо.
Я уплывал, Растворялся в мыслях. Распадался на клетки. И в этом ирреальном мареве — перед моими глазами опять возникла знакомая картина.
Запредельно дорогой ценой… но теперь ты знаешь — каково это, когда чужая кровь брызжет на твоё лицо. Когда горячие капли, насыщенные злобой врага, обжигающими кляксами падают на твои лепестки… Когда струйки этой липкой грязной крови мажут твоё тело. И ты, переполняясь отвращением, жаждешь только одного — отмыться! И в этот краткий миг тебя не радует даже само по себе избавление от страшного злобного существа… только бы ОТМЫТЬСЯ. Суметь забыть это мерзкое прикосновение. Липкое. Грязное. Жуткое. И что самое страшное — нескончаемо длящееся в воспоминаниях, не желающее покидать их…
Теперь ты знаешь — как это, когда любимый приходит на помощь.
Спасает.
Никогда я даже в мыслях не допускал — поливать тебя кровью. Пусть кровью наших врагов… Но я не смогу помешать ей проникать внутрь, сквозь отверстия в звеньях кольчуги.
Не делай никаких движений. Ни телом. Ни душой. Ни разумом. Пока ты неподвижна — чужая кровь не испачкает тебя изнутри. Не думай обо мне. Не думай обо мне, как о жестоком…
Думай О НАС.
Амри».
Глава восемнадцатаяЧЕРНЫЙ ДЕНЬ ЧЕРНОГО ТУМЕНА
«Быть не жаворонком, постоянно живущим на одном и том же месте, а перелётной птицей, кричащей в поднебесье», — такие слова когда-то произнёс молодой Чингисхан. Хасанбеку молвил он их, ещё более молодому. Но уже расправлявшему нетерпеливые крылья, чтобы безоглядно взмыть вослед Повелителю.
Как давно это было! Куда же они долетели за эти годы вечных перелётов? Какие небеса предоставили им на этот раз свои бездны для передвижений?
Хан вызвал к себе Хасанбека нескоро. Лишь к вечеру следующего дня. Долго вышагивал по юрте, молча, сопровождаемый неотступным взглядом темника. Похоже — сомнения изъели Чингисхана настолько, что ему просто необходим был собеседник с правом совета. Во всяком случае, в глазах Великого не читалось готовое решение. Он ещё НЕ ЗНАЛ, как надлежит поступить, Спрашивая о второстепенных ежедневных заботах — какие потери в каждой тысяче, отдохнули ли лошади, что доносят разведчики, — он думал о чём-то своём. И говорить начал, также повинуясь лишь своим нетерпеливым мыслям — даже не дослушав нойона, оборвав того на полуслове.
— Я до сих пор не могу понять, Хасан, правильно ли мы поступили с теми двумя… Гложет меня эта мысль, доедает. Даже сны повергают меня в такую пучину печали и отчаяния, что уже не верится — наступят ли прозрение и покой… Сегодня виделись мне гиблые места. Со всех сторон возникали из-под трясины многочисленные воины во всем чёрном, включая шлемы с блестящими забралами. Окружали они нас… медленно и молча. Сеяли вокруг такой ужас, что нукеры сходили с ума и сами себе выцарапывали глаза, чтобы не видеть этого… И разносились эхом по округе памятные слова, что сказал Дэггу Тасх: «Вы в полной их власти! Они, как стая голодных волков, окружают вас со всех сторон. Их взгляд мерцает из непроглядного мрака Вселенной… И ждут они своего часа, когда на миг отвернётся Вечное Синее Небо… Ждут, чтобы разорвать вас в одночасье… » И ещё кричало эхо, твердило, что, лишь пожертвовав своим чрезмерно подозрительным темником, смогу я смягчить гнев Вечного Синего Неба.
Взгляд хана упёрся в Хасанбека. Лицо того закаменело. Губы чуть заметно шевельнулись.
— Ты надумал пожертвовать мной, о Великий?
Хан задумчиво покачал головой.
— Я надумал пожертвовать большим, Хасан… ВСЕМ, чем жил последние дни. Я больше не могу сидеть без дела. Мне очень не хотелось этого, но… нам придётся разделиться на два отряда. Большая часть тумена — семь тысяч под началом Мурада — останется на этом месте. Пусть из каждой тысячи возьмёт он по сотне и разошлёт их окрест, мелкими чамбулами. Его главная задача — ждать. И ведать обо всём, что творится вокруг. От боевых стычек уклоняться. Самое главное — быть готовым поспеть на подмогу, по первому же известию нашего посыльного. А мы…
…Они в тот же день выступили во главе отряда багатуров, прихватив ещё две тысячи — Назыра и Хасулги. Хан наконец-то решил встретиться с андой Хасанбека и всё увидеть собственными глазами. Возжелал этого так, что лично возглавил часть войска. Путь им предстоял недальний, но, невзирая на это, нукерам приходилось постоянно подгонять своих коней, чтобы удержаться за резвым авангардом, в котором следовал спешащий Повелитель.
Цепкая память следопыта Хутуг-анды вела их к цели — месту памятной встречи темника с Аль Эксеем — получше любого здешнего проводника. А Хасанбек, раскачиваясь вместе со всеми в ритме быстрой скачки, напряжённо прислушивался к тому, что творилось внутри него, Ещё в начале марша он мысленно «отпустил» своего белого зверя на поиски столь полюбившегося тому Воина. А может быть, Настоящего Хозяина? Не медлил белый зверь ни мгновенья — сразу ринулся прочь из тела, не разбирая дороги.
Хасанбек с тревогой ждал — сыщет ли? И закипало в темнике безотчётное раздражение от этой незнакомой местности с её бесконечными смертельными сюрпризами, имя которой — Чужая Земля. И, довольный, устраивался поудобнее, потягивал лапы чёрный зверь. И тлели угольками его злобные глаза…
Степной участок миновали быстро. И вот уже возникла-замаячила впереди тёмная полоса. Лес… Поползла, подрагивая, навстречу всадникам. Где-то там, в глубине её, нашли они друг друга — ханский темник-монгол и воин-одиночка Пятнистая Смерть.
Тысячник багатуров Бурхул, не доверяя мрачной тишине, исходившей от надвигавшейся зелёной стены, отдал приказ разведчикам. И рванули из общего строя резвые скакуны, привычные покрывать расстояния вдвое больше обычного, не раз уходившие от преследовавшего по пятам неприятеля. Веером рассеялись по равнине мелкие разъезды. Углубились в толщу леса.
И явился наконец-то возбуждённый белый зверь. Потеснил чёрного соперника, принёс покой и уверенность. Сразу же невероятным образом почувствовал Хасанбек, что оповещён его анда и уже спешит им навстречу…
