— Да, и если он не пойдет в дело прежде, чем я вернусь, то я сам начну готовить еду для Его Светлости, — говорит Маттео и заключает меня в крепкие объятия. Он единственный человек, от которого я могу вытерпеть такое. Потому что он почти такой же крупный, как и я. — Думаю, ты сам догадываешься, что я постараюсь убедить Аннабет и детей переселиться сюда, когда все кончится.
— Да, климат здесь здоровый, — саркастически замечаю я. — И хозяйка такая приветливая. И в темнице уйма свежего воздуха.
— Не понимаю, как я тебя еще терплю, — с нежностью говорит Маттео. — Если они переедут, это будет хорошо для всех. У Брайони появятся новые друзья, а у тебя — еще четыре человека, о которых можно хлопотать.
Он знает, как я переживаю из-за того, что Белладонна не замечает меня, и я ощущаю укол ревности. Ему всегда лучше меня удавалось справляться с ней, когда она была не в настроении.
— Ну, чего же ты ждешь? — говорю я. Маттео машет мне на прощание и идет к дому. Там он найдет Гая и перебросится с ним парой слов. Гай дождется, пока Белладонна поднимется наверх после еще одного долгого, бесплодного разговора с Его Светлостью. А я спрячусь в кустах возле веранды, на которой он усадит ее. Мне нужно услышать, что он ей скажет.
— Чего тебе? — грубо восклицает она, заметив его.
— Маттео уехал домой на несколько недель, — говорит он, делая ей знак сесть рядом. Она подчиняется, но не спускает с него настороженных глаз. — Он и Томазино просили меня передать тебе свадебный подарок.
Она отворачивается.
— Не надо, — шепчут ее губы.
— Надо. — Гай откидывается на спинку и с наслаждением вдыхает ароматный ночной воздух. Он хочет, чтобы она оставалась рядом, возле него. — Мой… Он спрашивал тебя о кольце? — говорит он наконец, и она медленно качает головой, не желая встречаться с ним взглядом. — Спрашивал, зачем я здесь? Или как мы познакомились? Или как ты отыскала его в Марокко? — Она все еще медленно покачивает головой из стороны в сторону, будто марионетка без веревочки. — А тебе никогда не казалось, как кажется мне, что это немного странновато? Человек заперт в темнице и абсолютно не хочет знать, каким образом он попал из своего роскошного марокканского прибежища в эту дыру, незнамо на каком краю света, не хочет знать, почему его преследовала и загнала в ловушку та самая женщина, которую он всю жизнь старался завоевать? Тебе это не интересно?
Она поднимает темно-зеленые, беспомощные, мятущиеся глаза и смотрит на него.
— Потому что желания его просты, и ты их удовлетворяешь всякий раз, когда спускаешься в его логовище, — тихо произносит Гай, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Ему нужна ты, нужно видеть тебя, чувствовать твой запах, видеть твою слабость. Он наслаждается, глядя, как ты дрожишь и безмолвствуешь. И никакое кольцо, даже если его надел тебе на палец я, его презренный сын, не уменьшит его наслаждения. Пока он не убедится, что ты преодолела свою слабость.
— Нет, нет, нет, — шепчет она. — Я не могу этого сделать.
— А я и не просил тебя ничего делать, — чуть громче отвечает Гай. — Ни о чем не просил. Хоть я и твой муж, но никогда не возьму на себя смелость диктовать тебе, что нужно делать.
Будь она способна заговорить, она бы ответила. Она раскрывает рот, но с губ не слетает ни звука.
— Он не знает твоего имени, не догадывается, что ты Белладонна, — не отступает Гай. С каждым словом он чувствует себя смелее. — Он не знает, кем ты стала, потому что у тебя не хватает сил показать ему это. Для того ты и привезла его сюда? Чтобы терзать себя до конца его дней? Чтобы разбить жизнь всем, кто тебя любит? Чтобы жить в страхе?
Ее голова опять начинает медленно покачиваться.
Гай глубоко вздыхает, затем достает из кармана незапечатанную коробочку.
— Они просили меня передать это тебе. Для нас обоих. Свадебный подарок. Возьми.
Он вкладывает коробочку ей в руку. Она сидит и смотрит на нее, не зная, что делать. Гай опять вздыхает, с трудом сдерживая раздражение, и раскрывает для нее коробку, достает маленькую белую баночку. При виде нее от лица Белладонны отливает вся кровь..
— Где они взяли это? — шепчет она, ее голос прерывается.
— Маттео сказал, он приготовил крем по рецептам из книги по садоводству мадам Помпадур.
Она берет баночку у него из рук, медленно отвинчивает крышку и вдыхает аромат. Ее лицо внезапно меняется, она начинает бешено хохотать, чуть ли не впадает в истерику. Грудь вздымается так тяжело, что кажется — она рыдает. Как давно она не смеялась, вдруг понимает Гай. В ее жизни больше нет места смеху.
— Они сами его случайно не испытывали? — сквозь слезы выдавливает она, все еще заходясь от смеха. — Подумать только! Из всех людей на свете — именно Томазино и Маттео. Евнухи.
* * *
Неделя идет за неделей, и ничего не меняется, разве что лиловые круги под глазами Белладонны становятся все чернее. Я прошу Маттео оставаться в Нью-Йорке, пока я не позову его обратно, и он соглашается, не слишком настаивая. Однажды утром я просыпаюсь и понимаю, что учебный год у Брайони скоро закончится. Гай отвезет ее в летний лагерь в Поконосе, а потом не вполне искренне сообщит ей, что дела зовут его в Лондон. В Филадельфии он сядет на самолет и улетит. Дела неотложные, ничего не поделаешь, объясняет он девочке, но не волнуйся, скоро я вернусь. Мне кажется, Брайони, бедняжка, даже рада уехать подальше от бледной больной мамы. Гай клянется всеми взмахами хвоста Базилико, что обязательно навестит ее в родительский день. Нет, нет, больше он ни за что не поедет на Цейлон, где кусачие комары заражают людей лихорадкой денге; он непременно заберет ее в конце лагерной смены и отвезет домой, потому что вряд ли у мамы хватит сил на такое долгое путешествие.
Он уже написал пятьдесят шесть открыток, адресованных его маленькой красоточке, по одной на каждый день лагерной смены, и отправил их в контору Притча. Тот будет пересылать их заказной почтой каждый день, а Брайони сможет хвастаться подружкам, какой чудный у нее дядя Гай в Лондоне, и считать дни до его возвращения.
После отъезда Гая и Брайони я остаюсь в доме один. Наедине с ней — отстраненной, как призрак, и с ним — безмолвным мучителем.
Я не могу спросить ее, что она собирается делать. Она больше не хочет говорить со мной, со своим верным Томазино, с шедевром разрушенной цивилизации. Мне остается только одно — не попадаться ей на глаза.
Я сижу на веранде и подремываю, размышляю о несправедливости бытия и вдруг слышу, как возле моего локтя позвякивают в бокале мятного джулепа кубики льда. Я открываю глаза — на меня, устало улыбаясь, смотрит Гай.
— Знаешь, твои джулепы намного лучше, — сообщает он.
— Я приготовлю тебе еще один, — говорю я, просияв. — Как Брайони? Обжилась в лагере?
— Надеюсь, да, — отвечает Гай. — Я уже успел по ней страшно соскучиться. Где Белладонна?
