— Вот мое завещание. Вы позаботитесь о нем?
— Да, герр маршал.
— Назовем его «План Клемм-Боровского». Каждому человеку хочется что-то оставить после себя на земле. И приступайте к делу немедленно. Прежде всего откройте фронт на Западе на всем его протяжении.
— Что?! — Хотя «сумерки богов» уже не маячили перед Петтингером, он еще не был готов к тому, чтобы сразу поставить крест на всем.
— Конечно! Пусть двигаются вперед. Пусть идут к Эльбе, за Эльбу! Чем они дальше проникнут на Восток, тем больше останется у них за плечами Германии — нашей Германии. Сдайте в архив все устарелые и сильно раздутые понятия о предательстве.
Петтингер снова взвесил в уме предложение маршала. Специалисту по передвижению войск нельзя было отказать в логичности.
Клемм-Боровский проговорил торжественным тоном:
— Мы думаем о грядущем историческом цикле!
Нет, логика у него хромает.
— Мы, герр маршал? — переспросил Петтингер.
Маршал остолбенел.
— Я знаю, вы стремитесь к истинному величию — величию человека, жертвующего жизнью ради идеи, — сказал Петтингер с легкой дрожью в голосе. — Какова была бы судьба национал-социализма без мучеников 1923 года — без тех людей, которые сложили голову во время мюнхенского путча?
Маршал встревожился. Решив уйти из жизни, пожертвовать собой ради своего народа и своей страны, он вовсе не желал, чтобы его подталкивали на этом пути.
Но Петтингер решил по-своему. Чудо случилось, и случилось там, где его меньше всего можно было ожидать.
Идеи маршала хлынули в пустоту, скрывавшуюся за позерством Петтингера, и он снова преисполнился надежд. План Клемм-Боровского казался ему не только осуществимым, в нем была единственная возможность спасения. Петтингер проглотил его целиком, переварил, освоил и несколько изменил, предвидя возможные случайности. Вопрос об авторстве, который так подчеркивал маршал, не имел ни малейшего отношения к делу. Этот план мог обрести силу лишь в том случае, если он во всех своих стадиях будет безымянным и примет видимость стихийного движения.
Петтингер встал.
— Ваше превосходительство, вы сами сказали, что должны умереть. Успех вашего плана зависит от вашей репутации. А ваша репутация останется незыблемой только в том случае, если вы умрете.
Клемм-Боровский вскочил из-за стола. Он брызгал слюной от ярости.
— Тише! Тише! — успокаивающим тоном проговорил Петтингер. Потом вынул завещание из кармана и прочел вслух первую строчку: — «Я умираю во главе своих войск, чтобы спасти Германию».
— Я умру, полковник Петтингер, когда для этого настанет время!
— Герр маршал, представьте себе, какой жалкий вид вы будете иметь в качестве военного преступника на судебном процессе, который начнут союзники! Кто же тогда примет всерьез ваше завещание, кто возьмется проводить в жизнь вашу идею о сотрудничестве с англичанами и американцами?
— Меня нельзя судить! Я только выполнял свой воинский долг. Наш разговор окончен. Желаю вам счастья и всяческого успеха. Вы свободны.
Теперь, когда в руках у Петтингера был талон на жизнь, выписанный маршалом, ему очень хотелось поскорее вырваться из рурского мешка.
— Ваше превосходительство, у меня еще есть время. Уйти отсюда я всегда успею. Одному это сделать нетрудно, тем более, что я хорошо знаю здешние места. Но я решил остаться с вами до конца.
— Я приказываю вам уйти! — резко сказал маршал.
Петтингер знал, что Клемм-Боровский может позвать своих адъютантов.
— У меня ваше завещание, герр маршал, — угрожающе проговорил он. — Признавшись в своем намерении совершить самоубийство, вы тем самым заявили всему миру, что не отвечаете за свои дальнейшие поступки. Я должен остаться при вас.
Маршал опустился в кресло. Так больше не может продолжаться — что-то должно произойти. Вдруг придут американцы — придут и захватят в плен и его, и Петтингера, и завещание.
Он встал, взял со стула пояс с кобурой, стянул им живот, надел каску и шагнул к двери.
Пальцы Петтингера легли на дверную ручку, прежде чем он успел коснуться ее.
— Что это значит, Петтингер!
— Герр маршал, я с вами.
— Я иду на передовую, умирать во главе своих войск.
— Герр маршал, я не оставлю вас.
Маршал повернулся и снова подошел к столу. Он сел в кресло и уставился взглядом куда-то в пространство, сквозь Петтингера. Петтингер вынул из кармана пачку сигарет.
— Хотите?
Клемм-Боровский не двинулся. Петтингер закурил, стараясь подавить нервную дрожь.
— Подождите… — жалобно проговорил маршал. — Подождите, может быть, скоро подойдут американцы…
— И вы сдадитесь живым?
— Нет! — Он взмахнул рукой. — Нет, нет… Здесь в соседних домах расквартирована штабная рота. Я пойду с ней в бой и вместе с ней погибну.
— Они не дадут вам погибнуть, — сказал Петтингер. — Солдаты уберегут вас от гибели.
Маршал засмеялся дребезжащим смехом: — Я не смогу умереть, Петтингер! Мне не позволят умереть! Отдайте завещание!
— У вас есть оружие, — безучастным тоном проговорил Петтингер.
— Да, да… У меня есть оружие… — лицо Клемм-Боровского прояснилось. Он вынул револьвер из кобуры, прищурился, потом, видимо, приняв какое-то решение, повертел его в руках и навел на Петтингера.
Сигарета, догорев, обожгла Петтингеру пальцы.
— Хорошо. Вы застрелите меня, — спокойно сказал он. — А дальше что? Вам придется поручать свое завещание кому-то другому, начинать все с начала. А впереди у вас все то же: или скамья подсудимых, или смерть сейчас.
Он бросил окурок на пол и придавил его каблуком.
— Отдайте мне револьвер.
Рука маршала, словно против его воли, потянулась к Петтингеру, пальцы ее разжались, и револьвер упал на стол.
Петтингер не спеша поднял его. Он прицелился маршалу в сердце.
На выстрел в комнату вбежали офицеры и солдаты. Онемевший от ужаса полковник замер перед Петтингером.
Петтингер вынул из кармана завещание Клемм-Боровского:
— Вам знаком этот почерк?
— Да. Это рука маршала.
— Читайте! — приказал ему Петтингер. — Вслух читайте!
Полковник судорожно глотнул слюну и облизнул губы. «Я умираю… во главе своих войск… чтобы спасти Германию… пожертвовав нации самым дорогим, что у меня есть… я завещаю ей… дело…»
— Достаточно, — сказал Петтингер, складывая документ и пряча его в карман. — Его превосходительство фельдмаршал фон Клемм-Боровский обратился ко мне за этим последним одолжением. Позаботьтесь о том, чтобы его похоронили с воинскими почестями.
