— Что ж, после войны ты можешь предпринять новую попытку, — сказал ей Джо.
— Но не со Стюартом, — сказала Энн.
— Настолько все плохо?
— Что ж, может быть, я и попытаюсь. Я попытаюсь. Но возможно, он этого не захочет. Я все время надеюсь, что он встретит такую девушку, на которой ему захочется жениться.
Так и случилось: Мазгроув попросил у Энн развод, и она его дала. Но он не женился на другой девушке. Вместо этого он стал умолять Энн вернуться к нему и снова попробовать жить вместе. Энн согласилась и во время его отпуска вернулась к нему. Она ушла от него среди ночи. Сбежав из вашингтонского отеля, она дождалась на железнодорожной станции первого утреннего поезда и вернулась на Северную Фредерик, в дом номер 10.
Это было в 1944 году.
— Что же на самом деле случилось? — спросил Джо. — Я в таких делах неплохо разбираюсь, так что ты можешь мне довериться.
— Нет, не могу. Это связано с сексом, и изменить тут ничего нельзя.
— Понятно, — сказал Джо. — Что ж, по крайней мере ты не вышла за него снова замуж. Ты с нами, в нашем старом доме. Ты знаешь, ведь этому дому уже почти сто лет — нашей старой развалине. Мрачный старый сарай, но я его люблю. А ты?
— Похоже, что я тоже его люблю. Я все время сюда возвращаюсь, — сказала Энн.
— Не волнуйся, у тебя будет свой собственный дом. Ты встретишь человека, которого полюбишь, а сюда будешь приводить своих внуков.
— Ты хотел сказать, твоих внуков.
— Конечно, я имел в виду моих внуков. Твоих детей, моих внуков. Но ты можешь привести сюда и своих внуков тоже. Может, и Джоби, или Джо, как он предпочитает, чтобы его называли, женится и будет жить в этом доме, хотя не думаю, что доживу до этого дня. Насколько я знаю Джо, он отряхнет прах Гиббсвилля с ног своих и заживет в какой-нибудь другой чертовой стране.
— Скорее всего, — согласилась Энн.
— Я доживу свою жизнь здесь, и твоя мать тоже, но после того как ее не станет, могу поспорить, вы с Джоби его продадите. Что ж, почему бы и нет? Содержать его дорого, да и где найдешь таких людей, как Мариан и Гарри? Я все же рад, что у вас были такие вот Мариан и Гарри. Вы сможете рассказать своим внукам, как приятно, когда тебе служат такие приличные, толковые и достойные люди. Насколько я слышал, появился новый вид прислуги под названием «детская няня». Пятьдесят центов в час, слушай радио, ешь все, что хочешь, из холодильника, и никто не считает, сколько именно ты съел. У нас в офисе есть молодой парень, который считает, что нас с Артуром давно пора отправить на гильотину. Так вот, я слышал, как он жаловался на подобных нянь: они воруют его сигареты, а уходя домой, уносят с собой полфунта масла, при том что им платят пятьдесят — семьдесят центов в час. Этот парень, из-за того что у нас есть слуги, смотрит на нас свысока, а сам жалуется на качество своей прислуги. Где же здесь последовательность? Мне так и хотелось сказать ему: «Фрэнк, у тебя такая прислуга, которой ты заслуживаешь. Ты попроси Мариан и Гарри работать на тебя, предложи им любые деньги — посмотрим, что получится». Да они его высмеют, потому что Гарри куда больше джентльмен, чем Фрэнк, при том что Фрэнк — член коллегии адвокатов, а Гарри — дворецкий, если, конечно, такое различие теперь хоть что-то значит, в чем я весьма сомневаюсь. Я полагаю, дело в том, что люди вроде нас относились к своим слугам не хуже, чем к собственным детям. Но Фрэнку этого не понять.
Джо улыбнулся, и Энн улыбнулась ему в ответ.
— Считается, что после шестидесяти ты уже можешь себе позволить подобные высказывания, но я безбоязненно позволял их себе и в пятьдесят, и в сорок, и в тридцать. С тридцати лет мои взгляды почти не переменились.
— Зачем же их менять, если ты и тогда был прав?
— Если я был прав, — сказал Джо. — Что-то в жизни не меняется, но сами люди меняются. И это заявление не такое уж противоречивое, как кажется. Мои взгляды с тридцатилетнего возраста не сильно изменились. Я имею в виду, я верю в то же самое, что верил тогда. Но сам я, конечно, переменился. Стоит посмотреть на меня, и это сразу видно. И ты переменилась. Все мы меняемся. А кстати, как поживает та славная девушка, твоя приятельница Кейт Драммонд?
— Ну она-то как раз и не изменилась.
— Как это так — не изменилась? Ну-ка расскажи мне.
— Она выглядит так же, как выглядела, когда мы жили в одной квартире. Точно так же.
— Красивая, умная, милая, — сказал Джо. — Да?
— И все еще влюблена в того же самого человека.
— Своего мужа, — добавил Джо.
— Нет, Кейт была влюблена в кого-то другого, и, кто бы он ни был, она все еще в него влюблена. Но со своим мужем она счастлива. В этом, наверное, тоже есть некое противоречие.
— Конечно, Энн, в жизни много всего противоречивого. Мне кажется, что твоя подруга Кейт может быть счастлива и одновременно все еще любить другого человека. Мне она необычайно понравилась. И хотя я не был с ней близко знаком, я думаю, что она замечательный человек.
— А я ее просто люблю, — сказала Энн.
— Да, вы были близкими друзьями. Что ж, ты, наверное, устала.
— А ты хочешь почитать. Что ж, пойду, мой милый мужчина, мой замечательный папа.
Энн поцеловала отца и поспешно вышла из комнаты, не догадываясь о том, что это была их последняя задушевная беседа.
Между Джо и Эдит установились отношения, которые нельзя было назвать враждебными, но начиная со дня гневного признания Эдит, они все больше удалялись от своей любви. Собственно, любви уже как таковой и не было, но они продолжали жить в одном доме, вместе завтракали и обедали и совершали все ежедневные дела, которые обычно совершают люди, живущие бок о бок. Эдит могла рассчитывать, что Джо оплатит все их счета и будет вести себя как положено «показному» мужу. «Мистер и миссис Чапин получили большое удовольствие…», «Мистер и миссис Чапин сожалеют…», «Мистер и миссис Чапин обратились с просьбой…», «Мистер и миссис Чапин были среди…» И разумеется, ни у прессы, ни у окружавших их людей не было никаких доказательств того, что их отношения переменились, и никаких на этот счет подозрений. Эдит и Джо, как и все в их возрасте, старели, но в отличие от многих людей их возраста продолжали относиться друг к другу с той подчеркнутой вежливостью, с которой относились всю свою жизнь.
Разумеется, гневное признание Эдит было спровоцировано первым неожиданным подозрением в том, что Джо больше ей не принадлежит, в чем она усомнилась впервые за все годы их совместной супружеской жизни. Поначалу Эдит испугалась, что ее признание было тактической ошибкой, но почти сразу же сама себя поправила: это не было ошибкой, это было удачным стечением обстоятельств, поскольку в одном и том же разговоре они с Джо одновременно положили конец притворству и обману. Сокрушительный удар их браку нанес не один из супругов, а сразу оба. «Я обвиняю тебя, но я сделала то же самое». Они не изнывали от тягучего сомнения, виновный не испытывал страха в ожидании мести, а у оскорбленного не было нужды изображать мучительное смирение и при этом выжидать подходящего случая отомстить. Осознав то, что произошло, Эдит назвала сложившее положение «полным разрывом». Но, поразмыслив над случившимся, она поняла, что это вовсе даже не полный разрыв, а нечто в своем роде более стоящее. Это были новые, абсолютно новые отношения с мужчиной, с которым она прожила всю свою жизнь и которого она тайно — и только тайно — презирала. Она презирала его за то, что он, один из самых привлекательных мужчин города, женился на ней, женщине с заурядной внешностью и ничем не выдающейся. Она в своей душе осуждала Джо за то, что все эти годы он желал лишь ее одну и что для удовлетворения его желаний и возбуждения страсти ему достаточно было ее одной. Эдит по-прежнему была убеждена, что до романа с этой незнакомкой, честь которой Джо пытался защитить, у него была всего одна женщина — она сама. Однако для тайного презрения у нее была и другая причина: Джо был слишком вежлив, слишком тактичен, и его было слишком легко победить, и при этом он не был достаточно удачлив или достаточно невезуч. Но когда она призналась ему в своей измене и даже похвасталась ею, их отношения испортились, но, с другой стороны, в чем-то изменились к лучшему. Эдит увидела в нем то, чего прежде никогда не замечала. Он не вызывал у нее теперь особой симпатии, но она как бы задним числом почувствовала к нему уважение, и это уважение в некоторой мере отразилось на их новых отношениях.
