Книга Помраченный Свет - Ханыгин Антон

— Вы совершенно правы, эмиссар.

— Вот именно. Я прав, — высокомерно ухмыльнулся гатляур. Однако после короткой паузы он недовольно поморщился и сдавленно прорычал: — Хочешь сказать, что это мы виноваты, червь?

— Так сказали вы, эмиссар.

— Слушай ты, ничтожество…

— Хватит! — внезапно рявкнул Ферот. — Довольно.

Эберн зашипел и отвернулся от человека, обдав того волной самого искреннего презрения. Но Ирьян лишь едва заметно усмехнулся, не поднимая склоненной головы.

— Мы вернемся в Камиен и доложим обо всем кардиналу и совету архиепископов, — продолжил атлан, привычным движением поправив перевязь с мечом.

Он собран и спокоен. Какая-то его часть как будто отделилась от него и скрылась в тени. Ферот знал, что она никуда не исчезла. Ни страх, ни разочарование, ни сомнения, ни безнадежная усталость меркнущей души — ничто из этого не исчезло. От них невозможно убежать, спрятаться или избавиться. Они — это он. И атлан принял их, принял эту часть себя, услышав щелчок треснувшего рассудка.

«Вот так тихо, спокойно, без лишней суеты я сошел с ума, — уголки тонких губ Ферота дернулись в неуверенной попытке улыбнуться. — Долго же я к этому шел… Ну, осталось лишь закончить начатое и можно будет насладиться умиротворяющим безумием».

Ирьян выпрямился.

— Епископ, если мы хотим предупредить Камиен об угрозе, то нам следует немедленно выдвигаться в путь.

— Двести жалких багровокожих уродов, — пренебрежительно фыркнул Эберн. — Нашел угрозу… Что там Ахин планирует? Захватить столицу и свергнуть правительство? П-ф-ф… У него нет ни единого шанса.

— У него с самого начала не было ни единого шанса, — Ферот резко вскинул руку, указав пальцем на запад: — Однако он продолжает двигаться к своей абсурдной цели, а мы даже не можем самостоятельно противостоять ему.

— Теперь им займется армия, — эмиссар покосился на Ирьяна. — Задавят числом. Уж на это-то людишки способны.

— Согласен, — бригадир неторопливо пригладил седые усы. — Но не думаю, что Ахин поставил перед собой цель захватить Камиен. Он не дурак, в чем…

— Конечно, не дурак, — перебил его Эберн. — Он безумец!

— …в чем мы неоднократно имели неудовольствие удостовериться. Сомневаюсь, что наш одержимый всерьез рассчитывает на продолжительную войну с Атланской империей, имея под своим началом всего три сотни порождений Тьмы.

— Ахин пытается стать символом борьбы против Света, — развел руками Ферот. — Самоубийственная атака на Камиен — что может быть символичнее?

— Всего лишь стать символом? — хмыкнул Ирьян.

— Подавить сопротивление легко, а искоренить мысль о нем практически невозможно. Не недооценивай силу идеи.

— А насколько сильна идея, которой некому следовать?

— В каком смысле?

— Полагаю, вы знаете это лучше меня.

Ферот нахмурился. У него начали раздражающе зудеть пальцы. Пальцы, в которых он когда-то держал перо, подписывая указы об ужесточении мер наказания для провинившихся рабов, о расширении полномочий их хозяев и о прочих притеснениях порождений Тьмы. Причем происходило это тогда, когда они еще ничего не сделали. А после нелепой ночной вылазки сонзера в квартал фей много ни в чем не повинных невольников было живьем сожжено на площади перед Цитаделью. Позже режим ужесточился еще сильнее, и наверняка с тех пор страдания обитателей Темного квартала множатся с каждым новым днем, пока Ахин пребывает на свободе.

И что же произойдет, если одержимый осмелится напасть на Камиен или хотя бы на пригород? Все верно — зло будет наказано. Жестокая кара обрушится на всех порождений Тьмы без исключения. Вполне вероятно, что после акта атланского правосудия не останется никого, кто смог бы следовать идее борьбы, начатой Киатором, Мионаем и Ахином.

— То есть он не собирается нападать на Камиен? — пробормотал Ферот, массируя виски, в которых гулко стучала кровь, вызывая ветвистую пульсацию в голове. Боль вернулась.

— Ахин много где был, пока собирал войско по всей Атланской империи, — Ирьян задумчиво пригладил топорщащийся седой ус. Не помогло. Пригладил еще раз. И еще. — Если бы его цель находилась где-то вне Камиена, то он бы ее уже достиг. И мы бы об этом знали. Но нет… Одержимый определенно нападет на столицу.

— Зачем? Он же должен осознавать последствия!

— Значит, Ахин полагает, что последствия будут иными.

— Какими же? Если даже символ борьбы ни к чему не приведет…

— А почему вы не можете просто принять тот факт, что он спятил? — снова встрял Эберн.

Но его комментарий остался незамеченным.

— Дело не в создании символа или идеи, — бригадир оставил в покое непокорный ус и, слегка наклонив голову, с прищуром посмотрел в глаза епископа: — Действие. Он собирается что-то сделать. И рассчитывает при этом на такой итог, который мы даже не рассматриваем.

— Но что…

Ферот осекся. В памяти всплывали отдельные образы и обрывки фраз, но воспринять их единой картиной почти не представлялось возможным. Онкан, смывающий кровь с рук, и распятый на стене силгрим Фип. Донесения свидетелей, доклады городской стражи, жалобы фей и отчеты о допросах сонзера. Досье старика Киатора и его бешеного сынка Мионая. Разговор с кардиналом Иустином…

Сущность Света.

«Но это не может быть правдой», — нервно усмехнулся Ферот, зачем-то схватившись за рукоять белого меча. Светлый полубезумный взгляд атлана метался из стороны в сторону, как будто здесь, в грязной палатке с трупами демонов, можно найти ответы, разумное объяснение или хотя бы намек. Но как отыскать решение проблемы, существование которой попросту невозможно?

«Невозможно ведь?..»

Эберн почувствовал, как волосы на загривке встают дыбом. О чем бы епископ сейчас ни думал, что бы ни пытался отрицать, — гатляур чуял лишь самообман. Отчаянный самообман смертника на виселице, отказывающегося признавать скорую гибель, хотя петля затягивается все сильнее, грубая веревка впивается в шею, язык распухает, глаза лезут наружу, покрасневшее лицо вот-вот лопнет от ужасного давления. Но он продолжает отрицать свою смерть, не обращая внимания на разочарование в том, что шея не сломалась.

— Ты что-то понял, — эмиссар сложил руки на груди. — Выкладывай.

Нет времени деликатничать. Если Камиен действительно станет центром… чего-то, то гатляурам следует держаться от него подальше. Эберн уведет сородичей из столицы, даже если они будут не согласны с ним. Благополучие общины превыше всего.

— Меня посетила бредовая мысль, — вяло отмахнулся Ферот. — Я бы не стал всерьез рассматривать вариант…

Атлан замолчал.

— Это важно, — прошипел гатляур, покосившись на Ирьяна. — Как там сказал наш погонщик людей — действие с абсурдным итогом, так? Может, это оно и есть?

— Нет, не настолько же…

— Говори уже!

— Ахин может попытаться уничтожить сущность Света, — выдохнул епископ.

Вот он и сказал это вслух. Не будь его догадка настолько безумна, он бы назвал ее ересью. Но этот бред сумасшедшего едва претендовал на