Идут спешные приготовления. Готовится стол под руководством Феоктиста. Работает Фекла. Надя с Борисом рисуют какой-то плакат на полу. Фекла считает приборы и все сбивается.
ФЕОКТИСТ. Проворней, проворней, Фекла растрепов-на, сели на все четыре лапы и ни с места…
ФЕКЛА. Ах, матушки, соль забыли.
ФЕОКТИСТ. То-то вот соль… С вами воду возить, а не стол сервировать.
НАДЯ. Феоктист, что вы по краскам-то шлепаете, не видите, что дело делают.
ФЕОКТИСТ. Какое дело-то? У папеньки с маменькой торжество, они его, может, двадцать пять лет ждали, а вы в церковь не пошли да еще рожи рисуете. Нашли время…
НАДЯ. Ничего не понимаешь. Это карикатура на союзников. Нос вот что-то не выходит.
ФЕОКТИСТ. И слава богу, что не выходит. Слыхали вон, какое в Москве-то коловращение? Мороженую картошку уже кушают. Вот они к чему приводят, эти носы-то… Ох, знать, идут уже. Проворней, проворней, вы!..
БОРИС. Ну, ладно, сойдет…
НАДЯ. Петухову надо показать. (Ставит к столику под иконы.)
ФЕОКТИСТ. Что ж под самые образа-то поставили?
НАДЯ. Ни черта… Пойдем. (Убегают.)
ФЕОКТИСТ. Уж очень круто выражаетесь… А еще барышня.
Входит Шишикина с мужем.
ФЕОКТИСТ. Думал, невесть кто… Раненько забрались, сударыня.
ШИШИКИНА. Чего это?..
ФЕОКТИСТ. Ничего… То-то неучи прут раньше всех.
ШИШИКИНА (мужу). Повесь тут картуз-то, куда понес. Кажись, не опоздали. (Молятся. Агафон косится на стол.) Вот это помещение!.. Вот бы пожить-то! Одного белья сколько навешать можно, сарая не надо. Ведь это что ж, мои матушки, распространились как. (Садится) Что ж ты к столу-то прямо уж пристроился. Сядь вот тут… Закуски много выставили…
Входят капитан с женой.
КАПИТАН. Или еще никого нет?
ШИШИКИНА (толкнув мужа). Поднимись, чего прирос… Здравствуйте, батюшка.
КАПИТАН (с недоумением оглядывается). Здравствуйте… Не имею чести…
ШИШИКИНА (здороваясь с капитаншей). Мадам Шишикина, мой муж приказчиком на окладе у Родион Архипыча.
Калита и капитанша отвертываются.
ШИШИКИНА (мужу). Чего это они носы-то заворотили?
КАПИТАН (осматриваясь). Прекрасно, прекрасно…
ШИШИКИНА (мужу). Садись, чего стал, как истукан.
КАПИТАН. Феоктист, а что. Петухов не был? Это его работа?
ФЕОКТИСТ. Его-с. Был, забегал на минутку, флаг это выставил и умчался. Прибывает народ-то…
Входят граф и Беркутов.
ГРАФ. Торжество еще не начиналось? Серебряные молодые еще не приезжали?
ФЕОКТИСТ. Никак нет, ваше сиятельство.
ШИШИКИНА (мужу) Встань… Здравствуйте, ваше сиятельство.
ГРАФ (вставляет в глаз монокль, с недоумением сторонится). Феоктист, кто это?
ФЕОКТИСТ. Уступка времени, ваше сиятельство: Родион Архипыч приказчика своего с женой пригласить пожелали. (Шишикина трогает руками приборы на столе.) Ну, что руками-то цапаешь? Пустили тебя в хоромы, а ты уж с лапами полезла.
ШИШИКИНА. Авось, не слиняет. (Мужу.)Так и будешь стоять? Сядь.
Входит Фекла.
ФЕКЛА. Певчие пришли. Куда их?
Вбегает, запыхавшись. Петухов в визитке с чужого плеча, с огромным галстуком.
ПЕТУХОВ. Певчие? Сейчас. Слава богу, не опоздал. Приветствую всех. (Здоровается.)
КАПИТАН. Петухов, что вы пропали?
ШИШИКИНА. А этот пострел и сюда втерся! (Мужу.) Чего ты встал-то?
ПЕТУХОВ (поздоровался). Тревожные новости…
ВСЕ (кроме Агафона и Шишикиной). Что такое? Что?
Входят Надя и Борис.
ПЕТУХОВ. Встретил Ивана Ивановича, он, запыхавшись, бежал через площадь и крикнул мне, что привезет какое-то ужасное, ошеломляющее известие. Так и сказал: ошеломляющее! Его приятель, начальник почтовой станции, сообщил.
ВСЕ. Да что? — В чем дело-то? (Все собрались около Петухова.)
ПЕТУХОВ. Ничего больше не сказал. Махнул рукой и убежал. Как бы наше торжество не сорвалось.
КАПИТАНША. Началась мигрень… Серж, дайте одеколон.
ПЕТУХОВ. А может, еще пустяки. Не говорите серебряным молодым.
ВСЕ. А он-то придет сюда? Когда придет?
ПЕТУХОВ. Он сказал, что запоздает немножко. Да, певчие… Зови, зови их. Надо приготовиться. Вот что, господа: мы можем даже депутации выставить от всех, кажется, увы, уже бывших сословий.
Певчие вошли.
ПЕТУХОВ. А, вот они. Стихи разучили? Каковы стихи-то?
ПЕВЧИЕ. Стихи в самый раз… одно слово — авторские.
ПЕТУХОВ. То-то, брат, — Петухов. Ну, пока прокашляйтесь, просморкайтесь, сколько вам полагается, чтоб потом время не проводить. Главное, чтобы ансамбль. Господа, относительно депутаций…
НАДЯ. Да, Ардальон Степаныч, посмотрите — вот для клуба… ничего не выходит.
ПЕТУХОВ. Некогда… некогда… Старая школа. Вот теперь какие краски требуются… Так вот — смысл речей таков, что, мол, великая катастрофа политическая…
КАПИТАН. Землетрясение — образней будет.
ПЕТУХОВ. Не мешайте… Ну, пусть землетрясение… собрало в наш глухой, отдаленный городок весь цвет… Ну, одним словом, и так далее. От дворянства скажет граф, что, мол, богатством держалась наша страна, и мы, может быть, теперь бывшие, но еще кое-как сущие, приносим вам, и так далее… Скажете?
ГРАФ. Кажется, скажу.
ПЕТУХОВ. Так. Со счета долой. От интеллигенции Валерий Николаевич Беркутов — эсер и меньшевик. Идеолог. Учить не приходится.
БЕРКУТОВ. Эсер и меньшевик — такого сочетания не бывает.
ПЕТУХОВ. Ничего — для торжеству. От святого искусству Ардальон Петухов — знает, что сказать. От славной царской армии капитан и кавалер — честь и место… От мещанства и кулацкого сословия… (К Агафону.) Сумеешь что-нибудь сказать? Да не дергай его… Боишься? Ну, мы за тебя скажем.
