На ходу молодой человек одной рукой переместил полупустую державу назад, на поясницу, а вместо неё взял новенькую, свежую, совершенно не тронутую за всё время сражения.
Один взмах палочкой, и вот земное притяжение заметно ослабло. Настолько, что силы мышц Даркена хватило для того, чтобы взлететь на добрых два метра и, оттолкнувшись от мокрой металлической трубы, запрыгнуть на крышу. Благо, обувь не скользила: насколько некромага игнорировала гравитация, настолько же баловало повышенным вниманием трение.
— И-ти-ти-ти!!! ЙИИИИ-и-ти-ти-ти!!!
Смех. Нездоровый. Неправильный. Чрезмерно высокий и визгливый. Очевидно — не человеческий.
У Дарка не было ни единой мысли о том, кто мог бы издавать подобные звуки. Он даже не думал начинать гадать: лишь ускорился до предела. Тяжёлое дыхание согревало воздух внутри шлема, а топот ног идеально совпадал с глухими, но крайне громкими ударами сердца.
Топ-Тук! Топ-Тук! Топ-Тук!
И вот, наконец, молодой человек осознал, что крыша уже закончилась, а источник мерзкого хихиканья находится где-то рядом. Резко затормозив, некромаг ткнул волшебную палочку в треснувшую стену одной из пристроек, готовясь запустить тяжёлый кусок бетона в то мерзкое чудище, что кто-то из подручных Сковронских решил натравить на молодой побег Иггдрасиля.
Оставалось только дождаться очередной вспышки молнии, чтобы сориентироваться в обстановке.
— Ийи-и-ти-ти-ти-ти! И-ти-ти! ЙИИИИИти-ти-ти-ти-ти!!!
Какой тошнотный смех. Высокий. Противный. Он не вызывал ничего, кроме гадливости и отторжения. Даркен был уверен, что он точно знает, куда надо запустить камень, чтобы попасть писклявой тварюге прямо в голову, но… некромаг не торопился.
Он не мог сформулировать причину своего промедления. Быть может, опасался, что голова у твари слишком защищена, и этот бросок лишь впустую раскроет позицию “номера один”? А, быть может, он подозревал, что чудовище не являлось по-настоящему опасным для маленького ясеня?
Однако, сверкнула молния… и Даркен осознал, что это высокое пронзительное хихиканье с визливыми нотками, является одной из наиболее прекрасных вещей, которые когда-либо мог услышать человек.
Потому что он принадлежал Иггдрасиль. Именно так. Не Иггдрасилю, а Иггдрасиль.
Мировое древо было женщиной. Или, точнее, девушкой? Девочкой?
Как можно охарактеризовать новорожденную, чьи формы уже столь женственны? По сути, это юное создание копировало Симург, недавно сиявшую в небесах, во всём, в чём это только возможно.
Крылья и волосы обратились ветвями, столь обильно поросшими листвой, что они стали неотличимы от оперения невиданной птицы и соблазнительной длинной, ниспадающей на груди, буйной густой гривы. Ствол же дерева был крайне гладок и изгибами своими повторял девичье тело. Красивое. Стройное. Как и в случае с нарисованной в небесах неоновой красавицей, нагота не выглядела пошлой.
Как же сильно влияет контекст: как только ты осознаёшь, что смех принадлежит не противоестественной некромагической твари, а чему-то, что, пусть криво и косо, но исправляет последствия чужих преступлений, ты меняешь и своё отношение к нему. И пусть сама Иггдрасиль не являлась существом, рождённым природой, помимо внешней красоты в ней имелась красота восстановления гармонии и, пусть частичного, но умиротворения духов.
Ибо не могли духи, далёкие от покоя, придать материальному телу, подчинённому их воле, внешний вид столь жизнеутверждающий и гармоничный.
Однако, Дарк не потерял себя в любовании юным древом. Его взор выхватил не только имитацию молочных желёз и изящных изгибов бёдер, но и некромагов, по большей части лежавших у переходящих в корни ног Иггдрасиль. Но лежали они не без движения: кто-то медленно отползал, надеясь, что его попросту не заметят, а кто-то — приподнимал зазубренный длинный меч, левой рукой нашаривая на залитом кровью поясе одноразовую державу.
“Номер один” был уже готов. Его волшебная палочка в очередной раз оказалась быстрей меча Экзы Сковронской. Быстрый взмах уже направил огромный кусок бетона в противницу, как вдруг прогремели два выстрела.
Лишь сейчас Маллой заметил блеск оружия, зажатого в постоянно движущихся, словно щупальца, ветвях Иггдрасиль, выглядящих, подобно живущим своей жизнью четырём косичкам. Да-да именно так. Привыкший к восприятию всех гуманоидных существ по одному шаблону, Даркен и не подумал о том, что мировое древо не обязано держать оружие в тех ветвях, что имитировали человеческие руки.
Детали и подробности некромаг мог рассмотреть уже лёжа на крыше здания: один из выстрелов оказался предназначен ему. Пуля, усиленная магическим контуром, попала прямо в одну из бронепластин на животе, вдавила её, раздробила и вошла внутрь, так и оставшись в теле где-то в районе печени. Столь мощный выстрел сбил молодого человека с ног и отбросил где-то метра на два, так и оставив валяться в позе эмбриона.
Четыре щупальца. Четыре пистолета, два из которых выглядели несколько кривовато и неправильно, словно бы упрощённые модельки из старых игр, когда художникам приходилось обходиться максимальным минимумом полигонов.
И вот очередная вспышка молнии погасла. Занавес.
Пистолеты… женский образ… так похожий на образ Симург.
И, конечно же, сам выстрел. Выстрел, который прозвучал лишь в тот момент, когда некромаг начал колдовать.
Нет. Не-е-е-ет. Слишком разумное и упорядоченное поведение для стихино образованного коллективного призрака. То, что молодой человек принял за признаки умиротворения в результате успешно осуществлённого ритуала, оказалось символом отчаянного самоубийственного шага.
— Агрх… Глашек… неужели… это ты… там?
Если подумать, лик древесной девы был весьма похож на лицо заслуженной зануды УСиМ. Вот только Даркен слишком привык видеть Броню с гладкими прямыми волосами, временами собираемыми в высокий хвост. А густая зелёная листва образовывала гриву, мягко говоря, бесконечно далёкого от того, что обыденно носила на голове змеюка.
Так что же? Преодолев все тяготы и лишения, усмирив яростного коллективного призрака, справившись с явными признаками одержимости и, несмотря на все трудности, претворив в жизнь изначальный план, пусть даже и с некоторыми оговорками, некромагичка не сумела вовремя вырваться из буйства быстроразвивающихся корней?
Нет. Вряд ли. Зачем тогда духи стали бы запечатлять образ Глашек в древесной коре? Да и не объяснила бы подобная случайность ту разумность, что демонстрировала Иггдрасиль. Ответ был лишь один: “номер четыре” осознанно и добровольно принесла себя в жертву мёртвым, и те приняли её, даровав душе Броньки право распоряжаться ресурсами призрачного конгломерата.
Даркен бы так не смог.
Он не хотел умирать. Не хотел навсегда терять себя. Именно поэтому он не стал отсылать кусок своей плоти в усадьбу. Потому что жаждал жить. Потому что не собирался навсегда оставаться безликим кровавым пятном, которому суждено быть смытым дождём и смешаться с ошмётками других бедолаг в одной из многочисленных луж.
