Шиада не выдержала — подлетела к Агравейна и со всей злостью влепила пощечину.
— Заткнись, Агравейн!
Тот расхохотался.
— Негоже так говорить с королем, радость моя.
— А, значит, гоже с королевой и следующей храмовницей?!
— Второй среди жриц, полагаю, ты хотела сказать, — поправил Агравейн. — Это больше в твоем духе.
Шиада сдалась:
— Я не понимаю, что происходит, — она снова отошла от супруга и принялась укладываться на ложе для сна.
— Ничего, — Агравейн вскинул руки, наблюдая, как Шиада в очередной раз сбегает от корня их проблем. — Просто люди, наученные понимать Богов, не способны понимать людей.
Шиада вздрогнула мимолетно, потом заставила себя лечь, до боли в пальцах цепляясь за походный плед. Напряглась всем телом, чтобы не шевелиться, не подавать вида, как задевают её слова мужа.
— Я посплю с остальными. Боюсь во сне пнуть тебя случайно коленом, а рисковать здоровьем ребенка нельзя.
Когда шелохнулся полог, и тяжелые шаги немного удалились, Шиада сглотнула ком слез.
* * *
Прибыв на священный остров, Агравейн мрачно торжествовал: Лиадала чуралась Шиады, как огня. По крайней мере, она начала говорить, шепнул Артмаэль, видя, как девочка испуганно пятится от матери, бормоча, что та ей только видится. Агравейна девочка признала намного быстрее: папа не приходил к ней в видениях, не обещал перед разлукой приходить, когда понадобиться, и потому теперь Лиадала точно знала, что Агравейн — настоящий.
Только на четвертый день, убедившись, что мама никуда не исчезает, Лиадала, все еще доверчивый ребенок, зарыдала в голос, переворачивая души всех ангоратских жрецов, что мама, наконец, здесь. Она плакала, кулачками растирая слезы по маленькому личику, и ругала мать, что та бросила её. Она колотила Шиаду ручками со злости, и уже в следующий момент прижималась к материнской груди, вскормившей её, припадая головой. Потом подтягивалась выше и душила Шиаду в объятиях.
Шиада рыдала в ответ. Сыновья, мужская гордость, это всегда горизонтальная линия в роду. Если в ком она, Шиада, и может продолжится — как сама Шиада, как Итель, которой была рождена в семье Стансора, как служительница вечного культа — то только в дочери. Так почему она решила, что в мире есть хоть что-то более важное, чем она?
Но ведь там, в Аэлантисе, у неё остался сын, маленький Идгар, которому уготовано стать королем. Разве ему не нужна мать? И разве не отказывались все ангоратские жрицы за свою жизнь хотя бы от двух сыновей, чтобы неустанно оставаться жрицами?
Решение нужно было принять — Агравейн настойчиво требовал возвращения в Архон, ибо дела королевства нельзя игнорировать вечно или вечно скидывать на плечи человека, который и за предшествующую жизнь всерьез от них утомился. Потому, поговорив с Неллой, Шиада встретилась с Агравейном в день отплытия и на этот раз сообщила, глядя в глаза.
— Я останусь здесь до родов. За пару недель Артмаэль проводит меня по священным Тропам в Аэлантис. А пока я нужна нашей дочери, и постараюсь сделать все, что могу, чтобы облегчить её дальнейший путь.
Агравейн, молчаливо оглядел Шиаду с головы до ног. Он мог бы сказать, что девочка, которую сейчас жена держала за руку, не его дочь, но в чем был виноват ребенок? Пожалуй, именно этому ребенку больше других досталось невзгод от её матери. Агравейн приблизился, подхватил дочку на руки.
— Маленькая Лиа, — ни к чему ребенку видеть разочарование со столь ранних лет. — Моя Лиадала, — улыбаясь, протянул мужчина. — Ты удивительная девочка, — он прижал ребенка и крепко поцеловал в висок. — Славная и прекрасная, как цветок.
— Как мама? — улыбнулась девочка, счастливо глядя на отца.
— Как мама, — кивнул Агравейн. — И могущественная, как папа, — улыбаясь, добавил король. Девочка в ответ нахмурилась и вздохнула.
— А тебе обязательно уезжать? Здесь очень красиво, знаешь? Я могу показать тебе, — с готовностью предложил ребенок.
— Знаю, радость моя. Но во дворце остались дедушка Удгар и братец Идгар. Они очень скучают по тебе, и, если их не подбодрить, они сильно расстроятся.
— Ты привезешь их повидаться? — оживился ребенок.
— Лучше ты приезжай.
— Обязательно приеду! — пообещала девочка. — Как только пойму, как Нелла и Артмарь, — по-другому она еще не могла сказать имя настоящего отца, — заставляют великанов грохотать копьями.
— Хорошо, — засмеялся Агравейн. — Мы будем тебя очень ждать. Поторопись, — Агравейн снова поцеловал девочку и поставил на землю. — Шиада, — он подошел, поцеловал женщину в лоб. — Береги нашу дочь, — попросил он, и Шиада не поручилась бы, о ком именно сейчас шла речь.
— Ты… — Шиада поймала за руку отвернувшегося мужа, уже готового отплыть. — Ты не станешь возражать против моей задержки здесь? — неужто до него, наконец, дошло? Сердце жрицы заколотилось рьяно: не зря, не зря она его полюбила и согласилась быть женой. Праматерь ничего не делает просто так, и когда Всеблагая назначила в вечные спутники и мужья ей именно Агравейна, в этом воистину был великий промысел.
Агравейн обернулся, потрепал супругу по руке, его державшей, и аккуратно, но настойчиво расцепил пальцы Шиады.
— Поступай, как считаешь нужным. Я больше не могу мотаться за тобой туда-сюда. У меня дела в Аэлантисе, — степенно произнес король.
Он поднялся на борт лодки вместе с двумя сопровождавшими гвардейцами, кивнул провожавшим жрицам и жрецам. Потом отвернулся спиной и более не взглянул. Лиадала радостно махала папе ручкой вслед. А Шиада, неотрывно смотря на мужчину, за чьей широкой, могучей спиной столько лет она стояла, как за Часовым, охраняющим ангоратскую твердь, слизывала с губ катящиеся слезы: нет ничего оглушительней осознания, что тебе отказал в уважении человек, который дорог.
* * *
— Са, ты уверен?
Маатхас поднял глаза от развернутой бумаги. Он сидел в кабинете, который они с таншей теперь делили на двоих, и покручивал в пальцах перо в чернилах.
— Странно это, Хабур. Я бы еще понял, возьмись меня отговаривать остальная родня, но ты…
— Я тебя не отговариваю, — тут же осек Хабур, — хотя Маатхасов в такой ситуации можно было бы понять. Но назначить преемником Бану…
— Если мой ребенок, неважно будет это Шиимсаг или Шинбана, наследует сразу два танаара, значит и получить он должен одномоментно два танаара, — настоял Сагромах. — Два, как один. Сдвоенные, как половины одного яблока. С его правления Пурпурно-Лазурный дом должен быть един, а, значит, и получить он должен его как нечто цельное.
— Но как это воспримут в твоем чертоге?
— А как они воспримут?! — Маатхас широко раскинул руки. — Бансабира — мать наших детей. У нас равные права по обе стороны от крепости Валарт.
— Слушай, — Хабур попытался утихомирить брата. — Я ведь этого не отрицаю и не спорю. Просто высказываю опасения, что не все могут воспринять твое завещание так же однозначно, как я.
