Я купалась в боли, сконцентрировавшись только на одном ощущении – пульсации в бедре, я оборачивала боль вокруг себя, куталась в нее, как в кокон, использовала, как щит, выстраивая защиту за защитой, пока ощущения присутствия от шекков не стали бледнеть, а чужой «Зов» стих, как будто отрезанный пеленой.
Я найду эту суку за барханами. И убью её.
Вспышки плетения и артефактов ослепляли, охрана лихорадочно выплетала плетения за плетениями, старуха чаровала что-то, встав в полный рост, тени шекков черными молниями метались между фигурами, но нападение не увенчалось успехом – мы были слишком быстры для них.
Шекки слишком быстры, поправилась я про себя.
Откатившись за труп, я стянула все кольца с рук, какие нашла.
Разряжено, разряжено, разряжено. Всего один артефакт и тот защитный – бесполезен, камень уже треснул.
Псаки!
Я бросила кольца и пробежалась по карманам – хоть один артефакт, или флейта, мне пригодилось бы хоть что-то, посреди этой псаковой пустыни.
«Уничтожить» – Зов волной приказа снова накрыл всех, но я устояла – боль возвращала ясность, и я мстительно, что есть силы, оперлась на раненую ногу. Руки старухи полыхнули молочным светом, когда она высоко подняла над головой артефакт и что-то прокричала гортанно на староимперском…?
Но шекки – взвыли, и снова ринулись на купол.
Зов утихал, как будто источник призыва удалялся, стационарный купол зиял прорехами – тут и там силовое поле гасло, и хвосты уже шекков доставали тех, кто в кругу – девушки беспорядочно метались, фигурки взлетали в воздух и падали, белоснежные одежды расцветали ярко алыми цветами.
Вы звали – и они пришли. И сейчас шекки просто собирали положенную жатву.
До лошадей было далеко – нужно обогнуть круг, обойти шекков, и не факт, что я смогу оседлать хоть одну из двугорбых – это не райхарцы, и сейчас они почти сошли с ума от ужаса.
Но другого пути нет – нужно уходить.
Лейле и охрана держались из последних сил, отбивая атаки – серебристая полоса хлыста светилась тускло, взлетая вверх всё реже, купол мигал, артефакт в руках старухи почти потух, вспыхивая едва – едва и уже почти не светился.
Злорадство, вспыхнуло внутри волной тепла – даже две шекки, слишком много для них – не удержать. Кораи – повелители пустынь, они не могут удержать и двоих… детей. И в этой битве я была на стороне шекков.
– Останови их! – голос старухи, усиленный плетением громыхнул в небо. – Отзови их! Отзови!
Я перемещалась от трупа к трупу, перебежками, и замерла у очередного охранника, затаившись в темноте – последние светляки кружились только над куполом – вспышки чар позволяли видеть, но я была за пределами – старуха не видела меня.
– Отзови их! Отзови приказ, девочка!
Старуха думает это я послала «Зов»? Гласом могу приказывать без флейты?
Чары полыхнули в воздухе особенно яростно, шекки взревели, продолжая пробивать защиту…
– Отзови их! Все, что хочешь! Слово!
Плетения вспыхнули под куполом, и какой-то предмет взлетел высоко – выше границы защиты, перекувыркнулся в воздухе, и, усиленный плетениями, выстрелил в мою сторону. Белоснежная кисточка сверкнула, делая полный круг, и нефритовая палочка воткнулась в песок за двадцать шагов правее – Лейле не рассчитала совсем чуть-чуть.
Флейта! Они бросили мне флейту!
– Отправь их обратно!
Раньше, чем успела подумать, я рванула вперед, проехалась по песку, схватила вожделенное и крепко сжала в руках. Стряхнула песок, поднесла флейту к губам, и…задрожала.
Одна цель – один приказ – уничтожить. И… тело ещё помнило, как выворачивает всё внутри чужой Зов, как ломает волю…
Дети. Они призвали детей и теперь не знают, как отправить их обратно.
Шекки снова взревели, атакуя защитный купол, а я… опустила флейту.
Они в своем праве и им… больно.
Плетения полыхали в воздухе, шекки ревели, артефакты вспыхивали, а я села на песок, скрестив ноги, и подставила лицо ветру.
Дом.
Где-то там. За барханами. Где нас всегда ждут.
Мне нужно отправить их домой.
– Чего ты хочешь?! Останови! Чего ты хочешь? – голос старухи, усиленный плетениями громыхал над пустыней.
Пальцы не слушались, ладони горели, и узлы вышли не с первого раза, но я справилась.
– Признай, что я сильнее… – просипела я почти беззвучно, поврежденное горло не слушалось. Плетения послушно вспыхнули – и мой шепот разнесся над пустыней длинным эхом: «сильнее, сильнее, сильнее». – Я вызываю тебя, Рейна клана Корай, и я в своем праве.
«Праве, праве, праве» – вторило эхо.
– Подчинись или умри, – «умри, умри, умри» – стихал шепот над пустыней. – Меня устроит любой вариант, – последнюю фразу я прошептала тихо – сила, вложенная в плетения, иссякла. – Любой.
Они стояли насмерть – охрана, четверо выживших в белых, заляпанных кровью ханьфу, троица из охраны Корая и старуха с Лейле, но… силы иссякали, защитный купол светился уже не так ярко, начиная тускло вспыхивать там, где удары прошивали сеть раз за разом.
Лейле тяжело дышала – вздымалась грудь, но твердо стояла перед старухой, и на доли мгновения я восхитилась преданностью – такую не купишь, такую можно только взрастить… Первый раз я видела ошеломление на её лице, когда она оглянулась на старуху.
Щелкнула пальцами ещё раз – плетения вспыхнули, усиливая голос.
– Ответа нет?
И ещё – светляк, который расцвел прямо над головой – и темные гибкие тени мгновенно обернулись в мою сторону от купола и напружинились…
Я поднесла флейту к губам, и в этот момент под куполом вспыхнули плетения.
– Забирай!
Артефакт, приземлился не там, где флейта – ближе, почти на самой границе за пределам купола, и хвост шекк отбросил его ещё дальше, ко мне. Наполовину погрузившись в песок он напоминал цветок – как лотос, и лепестки вспыхивали молочно белым – тускло-тускло и едва-едва.
Зачем старуха выбросила его из круга?
– Слово, – голос Рейны, усиленный плетениями почти гремел. – Силой клянусь. Никто не тронет. Признаю власть. Признаю силу. Отдаю… добровольно…
«Добровольно, добровольно, добровольно» – повторило эхо.
Защитный купол доживал последние мгновения – пробитый во многих местах, все внутри сгрудились у дальнего края, защищая Рейну… шекки… продолжали методично долбить в одну точку, выполняя приказ.
Я погладила нефритовую палочку, поднесла к губам, но… не смогла выдохнуть и звука… горло сковал страх… страх, что опять будет больно.
