— Что ты мне сейчас сказал, Себастьян?
Я взялся за ручку двери.
— Себастьян! Не смей уходить! Я тебе запрещаю!
Я потянул за ручку, открыл дверь и с треском захлопнул за собой. Похоже, я впрямь был сыт по горло.
Пройдя ступенек десять, я повернулся и поднялся назад в нашу квартиру.
— А! — сказал отец. — Я знал, что просветление наступит.
Я не ответил. Прошел в свою комнату, достал письмо бабушке Энни из-под клавиатуры — я его туда специально спрятал, — сунул в карман и так же молча вышел из квартиры. Даже не посмотрел на отца. Зато дверью грохнул что было сил.
* * *
Открыв дверь, Делайла глянула на мое лицо — и тут же прижала меня к себе.
— Ах, сынок, сынок… — пробормотала она. Я чувствовал ее ладони у себя на спине. Почему никто так не обнимал меня раньше? По крайней мере, я не помню. Кажется, ко мне и прикоснулись-то впервые только несколько дней назад. — Давай-давай, заходи, все мне расскажешь. Или хочешь пройтись? Или все-таки лучше дома посидим?
— Лучше погуляем.
И Делайла похромала на кухню — там у стенки рядом с холодильником стояла ее палка.
— Просто не знаю, чего он от меня хочет, — говорил я, стараясь не плакать. Очень было бы стыдно разреветься перед Делайлой.
— А я догадываюсь. Того, чего сам не получает от жизни. Пустоту в собственном сердце люди стараются чем-то заполнить. Вот чего хочет от тебя отец. Но не получит, сынок. Никогда не получит, потому что залатать свою дыру за чужой счет не выйдет. А люди все равно попыток не оставляют, хотя ничего это не приносит… кроме страданий. — Она приковыляла назад, уже с палкой в одной руке и этим своим потешным веером гейши в другой. — Давай-ка тебя выгуляем, сынок. Станет лучше, вот увидишь.
Я вытащил из кармана письмо, показал ей. И сказал:
— Надо будет купить марку и отправить. Только я сначала хотел разрешения спросить. Я ваш адрес дал… можно?
Делайла глянула на конверт — и сразу все поняла.
— Сынок, сынок! — Она до того была довольна, что даже ахнула. — Есть, значит, надежда! А марку-то я тебе прямо тут и дам.
* * *
— Мне хочется фильм посмотреть, — сказал я.
— Запросто, — кивнула Делайла. — Какой?
Мы как раз свернули за угол Лексингтон-авеню, и я уже мог разглядеть почтовый ящик в паре домов от нас. Кажется, ничего более страшного, более опасного, более красивого, чем этот почтовый ящик, в целом квартале не было. Да что там в квартале — в целом мире.
— Тот, где парень по стенам танцует.
— Ага. Думаю, это «Поющие под дождем». Или «Поднять якоря». Или «Королевская свадьба». Хотя нет, Дональд О’Коннор в «Королевской свадьбе» не играл, а я почти уверена, что на стенах танцевал Дональд О’Коннор. Если только не Фред Астор. Или Джин Келли? Нет, точно Дональд О’Коннор. И определенно в «Поющих под дождем».
— А у вас он есть?
Почтовый ящик приближался. С каждым нашим шагом к нему он выглядел все опаснее.
— Нет, но это не вопрос — заглянем в видеотеку и возьмем.
— Правда?
— Конечно, сынок. Хотя… Даже не знаю, стоит ли брать «Поющих»?.. Там много танцев, мюзикл старый, пятидесятых годов. Тебя еще и на свете-то не было. Может, что другое посмотришь?
— А этот фильм про что?
— Про любовь.
— Тогда я хочу его посмотреть.
— Идет. Как скажешь, сынок.
— Ее зовут Мария.
— Да вы здорово продвинулись! Опять встречаетесь?
— Не сегодня. Завтра ночью. — Мы остановились перед почтовым ящиком. Я стоял и смотрел на него. Просто стоял и смотрел, будто у нас с ним дуэль. — По-моему, у нее какая-то беда. Она плакала. И еще у нее на лице синяк… ну, что-то вроде синяка.
Делайла привалилась к ящику, помахала веером и вздохнула.
— Знаешь, сынок, я бы сказала, чтобы ты был осторожен, если бы не две вещи. Первое: все равно никакого толку. И второе: уж слишком часто мы произносим эти слова. Будь осторожен. Смотри, как бы не пострадать. Не рискуй. Не чувствуй. С тем же успехом можно посоветовать просто не жить. Суть-то одна.
Делайла вроде ждала чего-то, но я молчал. Только на почтовый ящик смотрел — и молчал.
— Сынок, ты в порядке?
— Лучше всех. — Я сунул письмо в щель и разжал пальцы. И оно упало внутрь. Дело сделано. Уже не передумаешь. Назад дороги нет. Я справился. Я сумел. — Пойдем за фильмом?
* * *
Смешно. Кино оказалось очень смешное. Я знал от Делайлы, что фильм про любовь, но не думал, что еще и смешно будет. Это кино про знаменитого на весь мир актера — его Джин Келли играет. И актер этот влюбился в одну девушку. Он запрыгнул к ней в машину, когда спасался от толпы поклонников. Их много было, поклонников, целая орава, они прямо одежду на нем раздирали, и он кричал своему другу, которого Дональд О’Коннор играл, чтобы тот его спас. Он кричал: «Зови такси!» А тот, который О’Коннор, и говорит: «Звать тебя такси? Ладно. Ты — такси».
Я чуть не лопнул со смеху. И не только когда в первый раз услышал. Всякий раз, как вспомню, — опять снова чуть со смеху не лопаюсь.
А Делайла опять на меня такой взгляд бросила… вроде она чего-то не понимает. И тогда я спросил:
— Что?
— Шутке-то в обед сто лет, сынок.
— Ага. А если никогда не слышал?
— Тоже верно. И вдобавок мне приятно, что ты смеешься. По-моему, я раньше и не слыхала, чтобы ты смеялся.
— По-моему, я и сам раньше не слыхал, чтобы я смеялся.
И правда — если я когда и смеялся, то уже забыл.
Потом этот Дональд О’Коннор танцевал — здорово танцевал, смешно. Он пел песню «Пусть смеются», одновременно исполнял свой смешной танец и все стукался головой о доски, которые парни по студии таскали. Он кружил, кружил — на полу, на кушетках, натыкаясь на кирпичные стены, и я хохотал без продыху. Наконец он шага три протанцевал вверх по стене, перекувыркнулся в воздухе, встал на ноги — и то же самое на другой стене повторил.
— Вы про этот танец говорили?
— Ой, нет, сынок, это не тот фильм. Только что смекнула: там не Дональд О’Коннор играет, а Фред Астор, и он не на три шажка по стене поднялся, он долго танцевал. Надо будет мозги напрячь и вспомнить, что ж это за кино.
— А как они это делают?
— Потом объясню, смотри пока. Или, может, выключить?
— Нет! Что вы! Хочу увидеть, чем дело закончится. Мне очень нравится!
Делайла готовила в микроволновке попкорн, а я смотрел, как Джин Келли закрыл свой зонт, и пел, и танцевал под проливным дождем. После того как впервые поцеловал девушку, в которую влюбился.