В безумии злобы Халил кинул на приступ своих мамлюков!.. Но они, пристыжено опуская глаза, вернулись поверженными.
Он посылал новые отряды, казнил каждого десятого из бежавших, но дьявольская крепость христианства, всё ещё держалась!
Обезумевшие сарацины, подгоняемые султаном, соревнуясь друг перед другом, кто погибнет первым, и первым окажется в раю, лезли и днём и ночью.
Жутко было. Особенно после ужасов, пережитых в Акре.
Сарацинам удалось ворваться в Восточную башню. Её защитники отошли на второй этаж, и продолжали ожесточённо сопротивляться. Тогда озверевшие сарацины, разожгли в башне костёр, и всех защитников удушили дымом.
Когда тамплиеры освободили Восточную башню, даже самые стойкие, не смогли сдержать слёз, видя тела своих братьев, лежавших вперемешку с телами беженцев. Особенно среди погибших, было много женщин и детей.
Штурм Тампля продолжался без остановок, беря измором, на истощение последних защитников Акры, не давая им ни сна, ни отдыха атаки шли одна, за одной.
Врага били стрелами со стен и бойниц, поливали сверху кипящей смолой, жгли, резали и кололи, и тысячами жизней заплатили сарацины, но так и не взяли Тампль.
Когда Пьеру де Севри донесли, что сарацины роют подкоп, он понял, что более нельзя медлить.
– Великий командор Тибо Годен, мы призываем вас!
И под отчаянными взорами надежд, брат Тибо Годен подошёл к нему, и склонил колени.
– Во имя Христа, во имя Ордена нашего, мы призываем вас, спасти наши реликвии!
Тибо Годен, и выбранные им рыцари – Бернардо де Фонтес и Педро Сан-Хуан, поклонились, беспрекословно выполняя приказ маршала.
Густаво де Вальверде, некоторое время смотрел на Пьера де Севри с надеждой – может быть он передумает, и именно ему прикажет уйти с сокровищами Ордена, и тогда, несмотря на запреты устава, он сможет забрать с собою Жюстину…
Под осуждающими взглядами остающихся, Тибо Годен и его рыцари, принялись спускаться с высокой стены Тампля на скалистую гору, где уже пришла вызванная голубиной почтой, галера Ордена с Кипра.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
А Тампль держался! Наступило 28 мая 1291 года, когда в реках крови, захлебнулись все атаки сарацин…
Уже несколько дней, как уплыл Тибо Годен… Стихли крики обречённых, они вновь воспрянули духом, с робкой надеждой поглядывая в сторону моря. Не идут ли корабли? С войском, с подкреплением, а может, забрать оставшихся.
Пьер де Севри, все эти дни на правах старшего духовного лица, причащал умирающих, находил слова утешения для страждущих, подбадривал сражающихся.
Весь почерневший от усталости, с ввалившимися, горящими безумным блеском глазами, стоял Густаво де Вальверде на стене замка, оглядывая лагерь сарацин. «Что они задумали? Почему отошли?» Все эти дни он не видел Жюстину, не знал, как она там, сам не ел и не спал, но постоянно думал о ней. «Как она? Хватает ли ей пищи и воды? Справляется ли Самуил с попечительством, вверенной ему девушки?» Кружилась голова, от ослепительно яркого солнца темнело в глазах, он шатался от усталости, крепко сжав воспалённые, потрескавшиеся губы. Ветер дул со стороны города, принося тошнотворный запах мертвечины быстро разлагающейся под жарким солнцем, и тучами кружилось вороньё, жадно пируя на трупах.
Рядом с ним, скрипел зубами Энрике де Ля Рока, которому лекарь зашивал глубокую рубленую рану на плече.
Подошёл Бертран, и протянул Густаво ледяного вина с мёдом из погребов Ордена.
– Жюстину видел? – с трудом разлепил спекшиеся губы, просипел тамплиер.
– Нет, господин.
– Тогда разыщи её, и отнеси вино ей.
Привыкший повиноваться, Бертран пошёл.
– Стой.
Также без слов и недоумения он остановился.
– Подойди.
Бертран подошёл.
– Ты, своей верной и преданной службой, уже давно заслужил право стать рыцарем! Готов ли ты к этому?
Бертран просиял лицом.
– Да, сир.
– Тогда, становись на колени.
Оруженосец склонился.
– Молись перед Крестом! – и тамплиер протянул перед ним свой меч, где рукоять была сделана в виде креста, в навершии была эмблема и девиз Ордена, здесь же хранилась и святая реликвия – щепка с Животворящего Креста Господнего.
Бертран прошептал молитву, а затем трепетно поцеловал распятие.
– Веруешь ли ты в Господа?
– Да, сир.
– Веруешь ли ты в Рождество и Воскрешение Сына Божьего Иисуса Христа?
– Да, сир.
– Веруешь ли ты в Отца, Сына и Духа Святого?
– Да, сир.
– Почитаешь ли ты Богоматерь Пресвятую Деву Марию, защитницу и покровительницу нашего Ордена?
– Да, сир.
Густаво своим мечом коснулся плеч и головы Бертрана.
– Встань рыцарь!
Новопосвящённый рыцарь встал с колен, с восторгом оглядывая мрачный мир, но для него сейчас, словно раскрашенный радужными красками.
Густаво обнял его и крепко поцеловал в губы.
– Это, чтобы ты всегда помнил о благочестии, добронравии и братстве среди рыцарей.
А потом отвесил звонкую пощёчину.
– А это, чтобы ты смирил гордыню, и всегда помнил о долге и ответственности рыцаря! А теперь, ступай с Богом!
По обычаю надо было дать ему дар. Густаво немного подумал, и сорвал с шеи образок Святого Георгия. Энрике де Ля Рока, протянул Бертрану хороший кинжал из дамасской стали.
Бертран поклонился, благодаря за дары и оказанную честь, и хоть теперь он и не был оруженосцем Густаво де Вальверде, подхватил кувшин с вином, и радостный, вприпрыжку, несмотря на валившую с ног усталость, бросился разыскивать Жюстину.
– Так тебе легче будет умирать, – глядя ему вслед, прошептал Густаво, уже не веривший в чудесное спасение.
«Только бы Жюстину спасти» – об этом были все его мысли.
Затрубили трубы, запели флейты, забили барабаны, и от лагеря сарацин, к Тамплю, пошла большая процессия.
– Что, снова лезут? – кряхтя, опираясь на лекаря, встал на ноги Энрике де Ля Рока.
– Не похоже. Пошли гонца за маршалом.
Остановившись в дальности полёта стрелы, от толпы отделилась группа людей.
– Да это же, Фальк Бафон! – воскликнул Пьер де Севри.
Фалька Бафона, купца-работорговца из генуэзского квартала, не гнушавшегося даже продавать в рабство мусульманам своих собратьев христиан, знала вся Акра. Проходя мимо вздувшихся, разложившихся трупов, посечённых, порубленных, сожжённых, истыканных стрелами, он брезгливо морщился от тяжёлого воздуха, с опаской и сомнением оглядываясь назад. Но сзади, не давая возможности вернуться, стояли мамлюки и ближайшие советники султана, играли музыканты. А вон и сам султан, глядит на дьявольский, непокорный Тампль, глядит и на него, и от страха у купца дрожали руки и подгибались колени.
