Хролф с Найлом предупредительно отошли в сторонку, Вайг же укрылся в кустах возле муравьиной тропы.
Не успел пробегающий мимо муравей обронить на землю капельку маслянистого вещества, как юноша, мгновенно выпрыгнув из укрытия, подобрал ее и растер по коже.
Через полчаса тело у него было сплошь покрыто мешаниной из песка, пыли и масла, он втер муравьиную жидкость даже в волосы. Затем он отважно вышел на тропу и двинулся к первому встречному муравью. Отвагу брата нельзя было недооценить: муравей, даром что ниже человека ростом, выглядел устрашающе: длинные узловатые ноги, хваткие челюсти. Насекомое даже не замедлило шага, просто обогнуло возникшее на пути препятствие и засеменило дальше. Пока все получалось неплохо. Вайг, воодушевясь, направился к муравейнику. Найл, перебежав вперед, укрылся за кустами. Мимо Вайга пробежало уже несколько муравьев, и ни один не обратил на него внимания.
Найл с затаенным дыханием следил за братом, тщетно пытаясь унять сердце, прыгающее в груди. От муравейника Вайга все еще отделяло около полутораста метров, он приближался очень осторожно. Внезапно Найл подумал, что надо бы прежде всего сладить с бешеным сердцебиением (в детстве ведь получалось!), и, на время забыв даже о Вайге, сосредоточился на своем волнении и страхе, веля им исчезнуть. Поначалу все приказы звучали впустую, но потом что-то начало получаться. Найл сосредоточился еще сильнее – в мозгу, ожив, затрепетала точка яркого света. Когда мальчик снова посмотрел на тропу, Вайг был уже недалеко от входа. Обострившимся чутьем Найл ощущал его страх и вместе с тем отчаянную решимость: Вайг тоже держал себя в руках, не выказывая боязни. Вот навстречу брату засеменил выбежавший из лаза муравей-рабочий. По мере того как человек и насекомое сближались, Найл отчетливо чувствовал смятение муравья: запах вроде бы знакомый и в то же время какой-то не такой, но, судя по всему, враждебных намерений существо не имеет и пахнет как родное. Только когда муравей с Вайгом разминулись, Найл сообразил, что смог прочитать мысли насекомого.
Более того, он чувствовал и остальных, тех. кто находился в муравейнике: разум точно распадался на тысячи крохотных осколков, и каждый осколок в то же время был неотъемлемой частью неизменного целого. Вайг же тем временем уже подходил к муравьям-охранникам. У них не возникало и тени сомнения, что существо, крадущееся навстречу, – чужак, которого необходимо остановить. Это сообразили сразу несколько насекомых, причем практически одновременно, словно они перебросились словами, хотя к Вайгу повернулись только двое – выжидающе, со скрытой угрозой. Юноша, смекнув, что дело неладно, свернул в сторону и сошел с тропы. Пик сосредоточенности у Найла прошел, и он сразу перестал «слышать» муравьев. Мальчик подумал: а ведь, если сильно захотеть, можно, наверное, вмешаться в «разговор» насекомых. Можно было бы, скажем, «прикрикнуть», чтобы тот не огибал стоящего на пути Вайга, а остановился перед ним. Муравей и не заподозрил бы, что действует по чьей-то указке, и воспринял бы все как должное. Уж не так ли повелевают своими рабами-людьми смертоносцы? Отыскав братьев в кустах, Вайг подошел и сел рядом.
– Не идет. Надо, наверно, мазаться чем-то другим.
– А то ты думал! Они, скорее всего, этой дрянью метят тропы, а друг друга различают как-нибудь иначе.
– Откуда ты знаешь? – удивился Вайг. Найл не мог толком ответить. Просто знал, и все. Солнце стояло уже над головой, и муравьи укрылись в прохладу своего подземного жилища. Вайг отмылся в ручье.
Весь следующий час братья блаженствовали, лежа в проворной проточной воде, а затем улеглись в тени финиковых пальм. На одну из них Хролф взобрался, исцарапав о шероховатый ствол ладони и ступни, и накидал вниз гроздья фруктов. Финики были недозрелые, но тем не менее вкусные.
Затем Вайг вернулся к муравьям, а Хролф с Найлом пошли осмотреть окрестности. Разок на них из скрытого кустом логова бросился жук-олень, но, когда братья пустились наутек, быстро отстал. Большинство насекомых здесь, похоже, ели только растения, и пищи для них было полным-полно. Встречалось очень много плодоносящих растений, кое-какие из них были уже и знакомы, а если нет – можно смело есть все, чем питались насекомые.
Правда, самый аппетитный на вид – этакий увесистый лиловый шар в зеленых и желтых пятнышках – оказался маслянистым и горьким. Иные, вроде круглого и желтого плода, из-за которого угодил в опасную воронку Найл, имели сладкий, чуть вяжущий вкус. Их, похоже, больше всего любили муравьи.
На границе с каменистой пустошью росло небольшое не то деревце, не то куст, сродни полому кактусу. Его сухие обвислые листья стелились по земле видимо, в них собиралась вода – и были жесткими, как трава альфа. Отщипнув от них три узкие полоски, Найл сплел веревку. Этому ремеслу он обучился еще в детстве и теперь владел им в совершенстве. Новый материал оказался настолько удачным, что мальчик, отщипывая полоску за полоской, постепенно сплел веревку раз в восемь длиннее собственного роста. Тем временем Хролф, свесив ноги в воронку, где обитал хищник, едва не погубивший его братьев, один за другим бросал туда камешки, надеясь выманить злобное существо наружу. Первый камень, прицельно пущенный вниз по склону, заставил жука выглянуть из логова. Прилетевший следом второй ударил страшилище по голове – оно зарылось в землю и больше уже не показывалось. Лениво, не зная, чем еще бы заняться, Найл тоже начал кидать в воронку камни, стараясь по чуть заметному бугорку угодить в то место, где – он знал – прячется сейчас насекомое, а затем вдруг подумал: а что если выманить его наружу, разыграв из себя приманку?
Если обмотаться вокруг пояса веревкой, то не так уж и страшно. Прежде всего опробовали веревку.
Хролф взялся за один конец, Найл что было силы потянул за другой. Веревка показалась обоим прочнее той, что из травы. Присев на краешек воронки, Найл стал медленно спускаться, не забывая усердно пинать камни. Не успел он пройти и четверти пути, как камни на дне зашевелились и наружу показалась знакомая пучеглазая голова. Найл спустился еще на пару метров (Хролф вытравливал веревку), затем остановился.
Насекомое выкарабкалось из-под земли и теперь сидело, уставясь на людей. Было что-то ужасное в этой бесстрастно-зловещей физиономии, и Найл невольно усомнился, а вдруг оно взберется по склону прежде, чем он успеет выскочить наверх?
Веревка вокруг пояса стала туже – значит, Хролф готовит пращу (другой ее конец был затянут у него вокруг пояса).
Над головой Найла прожужжал камень, да так близко, что ветром взъерошило волосы. Видать, Хролф хорошо прицелился: камень попал страшилищу прямо по морде, оно тяжело вздрогнуло и отскочило, неуклюже опираясь на короткие ноги.
Второй камень пришелся сбоку, основательно задев голову. Третий, угодивший насекомому между щупиками, обратил его в бегство: несколько секунд – и на дне воронки остался лишь бугорок из камней и грунта, а вскоре сгладился и он. Хролф, ухватившись за веревку, вытянул Найла наверх. Они обнялись и громко расхохотались, хлопая друг друга по плечам. Метрах в двадцати братья обнаружили еще одну воронку. И ее обитателя удалось выманить, с силой обрушивая камни. И опять со всей той же зловещей безучастностью оно дожидалось, когда добыча скатится вниз. Именно эта безучастность и привносила в игру азарт. Страшилище, похоже, нисколько не сомневалось, что добыча никуда не денется. Братья, можно сказать, физически ощущали его изумление и ярость, когда вдруг тварь понимала, что добычей, собственно, была она сама. Однажды она вдруг так разозлилась, что, когда метко пущенный камень смял ей щупик, ринулась вверх по склону, силясь добраться до обидчика. На несколько секунд паренька обуял беспросветный страх, сменившийся великим облегчением, когда громоздкое насекомое, потеряв равновесие, сорвалось вниз. Четыре метких выстрела из пращи довершили дело, обратив противника в паническое бегство. Когда нашли третью воронку, помельче предыдущих, Найл уже действовал уверенно, не сомневаясь в исходе поединка.
