— Стоять! — заорал он не своим голосом, вклиниваясь между Катей и разъяренным самцом, от которого уплыла жертва.
— Это еще кто?! — завопил Мониген.
— Я тот, кто очень зол на тебя, Мониген, — сдерживая дыхание, как можно спокойнее ответил Доминик.
Все внутри его пело от счастья: Катя явно не собиралась спать с этим подонком!
— Быстро говори, где кассета?
— Какая кассета! — в отчаянии крикнул Мониген. — Эта стерва уничтожила четыре года моей жизни! Идиотка! Нет никакой видеозаписи — я не киношник! Я писатель, я триллер писал!
— Триллер… — как эхо повторила Катя.
— А что? Кому охота читать твои убогие доклады по астрономии! А вот детективы читают все! У меня по сюжету парень шантажирует девушку, она убивает его и скрывается от закона. И вот я хотел посмотреть, насколько ты далеко зайдешь. Это был честный эксперимент! Я не должен был оставлять тебе ни малейшей надежды, иначе это был бы уже спектакль!
С минуту Катя оторопело смотрела на Монигена, потом, видимо, не найдя подходящих слов, с силой ударила кулаком ему в солнечное сплетение. Мониген ахнул, схватившись за живот.
— Прекрасный удар, — одобрил Доминик. — Не хотел бы оказаться на твоем месте, придурок…
— Сволочи, столько работы угробили… — простонал беллетрист, согнувшись пополам.
Катя злорадно усмехнулась:
— Сам виноват, кретин! Тоже мне экспериментатор хренов! Это еще мало я тебе отомстила! Твой труд стоит больших лавров!
— Ах ты, мерзавка!
— Попридержи-ка язык, парень, — с угрозой в голосе сказал Доминик. — Вырву…
— Это мой приятель, — мстительно подхватила Катя, сузив глаза на горе-шантажиста. — У него все друзья — гангстеры.
Тимоти поморщился от боли и страха.
— Хочешь, я переломаю ему ноги? — с наигранной готовностью спросил Доминик, скрестив на груди руки.
— Нет, не надо! — завопил Мониген.
— Поклянись, что никогда больше не будешь шантажировать женщин, — великодушно потребовал Доминик. — И вот еще что, писатель. Уезжай-ка из Чикаго — этот город стал слишком тесен для нас двоих.
— Завтра… — хрипло пообещал Мониген.
— На рассвете! — добила его Катя. — Если ты заявишься на работу, я тут же расскажу всем о твоих сексуальных домогательствах.
— Но у тебя нет никаких доказательств.
— Ошибаешься.
Катя достала из сумочки диктофон и нажала кнопку. На всю комнату зазвучал голос Монигена. Он угрожал ей, требуя лечь с ним в постель.
— Хорошо, — поникшим голосом просипел Мониген.
Доминик смерил его презрительным взглядом.
— Пойдем отсюда, — сказала Катя и первая направилась к двери, прихватив со стола уцелевшую бутылку вина. — Это мой трофей! — бросила она Монигену.
Тот теперь и в самом деле был похож на слизняка — раздавленного и противного.
В вестибюле первого этажа Доминик остановился, обнял Катю и взъерошил ей волосы.
— Никогда больше не надевай парик, — попросил он. — Пожалуйста…
Катя кивнула и улыбнулась. Ей вдруг открылось, что обниматься с ней Доминику нравится, во всяком случае, не меньше, чем работать гангстером.
— Я не кажусь тебе уродкой? — тихо спросила она.
— Я обожаю тебя, — улыбнулся Доминик. — Мне нравится в тебе даже то, что ты умеешь создавать компьютерные вирусы. И понимаешь, что такое нейтроны с протонами.
— Откуда ты знаешь про протоны?! — изумилась Катя.
У нее было такое лицо, что Доминик рассмеялся.
— У меня повсюду агентура, — гордо выпятил он грудь, открывая дверь и пропуская вперед Катю. Она заливисто засмеялась в ответ.
Ночь была теплой и звездной.
Доминик не сводил жадного взгляда с Кати, и его возбуждение передалось ей. Пожалуй, еще мало кто, а может, и никто не смотрел на нее так. Чувства заглушили доводы разума, и она отдалась на их добрую или недобрую волю.
— Заедешь ко мне? — вдруг спросила она.
— Ты шутишь!
— Я говорю совершенно серьезно. Если, конечно, тебя не пугают философствующие астрофизики.
— Не пугают. Наоборот!
Катя понимала, что играет с огнем, но ничего не могла с собой поделать.
— Знаешь, я и представить раньше не мог, что ученые, то есть женщины-ученые, могут быть такими сексуальными, — сказал Доминик. — А теперь мне хоть об элементарных частицах нашептывай…
— …и что?..
— Я все равно буду возбуждаться… целуя ее в шею, пробормотал Доминик.
— Правда?
Катя положила руки на его плечи. Доминик тут же припал к ее губам.
— М-ммм, — промычала Катя, пытаясь вырваться из объятий. Таких поцелуев Катя Колеман еще не знала. Ей стало страшно. Она задыхалась, ноги подкашивались, волны чувственной дрожи разбивали то жалкое ограждение в ее душе и теле, которое еще отграничивало Катю от Доминика, хотя лучше сказать — любовь от любви.
Она немедленно должна бежать. Бежать куда глаза глядят. Любовь астрофизика к гангстеру — что может быть нелепее?! Но сердце подсказывало другое: пусть любовь нелепа, но отказываться от нее чудовищно.
И Катя перестала трепыхаться. Ее руки скользнули вверх и нырнули в черные густые волосы Доминика. О, сладость! Его руки тут же ожили — сперва они нырнули под блузку, задев грудь, а затем опустились на ягодицы и принялись поглаживать их мягкими нежными движениями.
Катя застонала.
— Что ты делаешь со мной… — прошептал Доминик, прерывая поцелуй.
— Я?
— Ты. Мы попираем нормы общественной морали! Публичные поцелуи взасос считаются в Чикаго хулиганством. Давай по машинам — и к тебе.
— Может, поедем вместе?
Неужели надо именно сейчас отрываться от близости его тела, движений? Катя посмотрела на Доминика умоляюще.
— Не искушай меня. Это небезопасно. Я буду целовать тебя на каждом углу, и мы влетим в аварию…
— Хорошо… Поедешь у меня на хвосте, — сказала Катя со вздохом и, оторвавшись от теплой груди Доминика, поплелась к своей машине.
Сорок минут езды показались ей вечностью.
Катина квартирка выглядела настоящим раем. Цветы, книги, фотографии… Доминик удобно устроился на диване. Он давно забыл само слово «уют»!
— Хочешь пива? — спросила Катя.
— Нет, лучше минеральной воды.
Доминик не пил ничего крепче кефира, поскольку алкоголь развязывал ему язык.
— У тебя так много цветов… — В его голосе звучало восхищение, которое не могла скрыть некоторая скованность.
