Скорчившись в постели, она долго дрожала и никак не могла заснуть, хотя глаза закрывались от невероятной усталости.
Ни о чем не могла думать, иногда ей казалось, будто она проваливается в невидимую бездну. Слушая шум машин на Кингс-роуд, она долго лежала в почти бессознательном состоянии, но не заснула ни на одну минуту.
В какой-то момент Фиона ощутила тепло на щеках, открыла глаза и обнаружила, что она забыла опустить штору.
«Солнце! — подумала Фиона. — Что мне делать с солнцем?»
Кровообращение восстанавливалось, и во всем теле просыпалась тупая боль, которая с наступлением утра не улеглась, а, напротив, усилилась.
Поднявшись, чтобы вскипятить чайник и заварить чашку чая, девушка обнаружила, что едва держится на ногах.
«Это… ерунда, — сказала она себе. — Я обязана держать себя в руках… это просто-напросто нервы».
Тем не менее ей с большим трудом удалось пройти через маленькую комнату, зажечь газ и поставить чайник.
«Я не имею права заболеть, — думала Фиона, сердясь на себя. — Это абсурд! Надо выйти, купить еду… и прийти в нормальное состояние, чтобы снова идти вечером… к Пальони».
При этой мысли она ужаснулась.
А вдруг лорд Уинтроп умер утром? Вдруг ее подвергнут допросу как последнего человека, кто его видел перед смертью? Что расскажет шофер?
Страх внушал ей всевозможные предположения, воображение смешивало и путало их с реальностью.
Чувствуя боль в висках, Фиона оделась и вышла на улицу купить хлеб, маргарин и пару яиц — все, что могла себе позволить на семь шиллингов и шесть пенсов.
В целях экономии она отказывалась от чая с молоком и пила просто крепкий чай.
Однако сегодня она купила в молочной еще и полпинты свежего молока.
Фиона вернулась домой такой больной и измученной, что для того, чтобы взбодриться, она разбила яйца в молоко и все выпила.
Об уборке квартиры, которую она обычно проделывала с большим удовольствием, не могла даже думать.
Не снимая плаща, она повалилась в незастланную постель и закрыла глаза. Ее преследовали мысли о лорде Уинтропе. О сне нечего было мечтать.
«Жив он или мертв?»
Это превратилось в какой-то назойливый детский стишок, который непроизвольно снова и снова крутился в мозгу.
«Жив он… или мертв, жив он… или мертв?»
В итоге Фиона, гонимая неведомой и непреодолимой силой, спустилась по лестнице вниз и побрела к телефонной будке.
Вошла, пролистала страницы справочника, нашла имя «Уинтроп», назвала телефонистке номер. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем ей ответили и можно было нажать кнопку разговора.
— Алло… алло!
Голос в трубке звучал отрывисто и торопливо.
— Не скажете ли, как себя чувствует лорд Уинтроп? — спросила Фиона.
— Кто говорит?
— Он не умер?.. Скажите, пожалуйста! — совсем потеряв голову, выпалила Фиона.
На секунду воцарилось молчание.
— Разумеется, нет. Кто говорит?
Она услышала все, что хотела знать, и повесила трубку. Не умер… — это самое главное. Девушка быстро направилась к дому гораздо более легким и оживленным шагом.
Приготовила себе еще чашку чая и, измученная до предела, свалилась в постель. Проснулась она через несколько часов от стука в дверь, и, открыв ее, увидела Дональда.
— Как ты поздно встаешь, Фиона, — заметил он, когда она его впустила.
— Вчера очень поздно легла, — вспыхнув, объяснила Фиона. Дональд ничего не заметил.
— Моего брата уволили, — отрывисто произнес он, остановившись посреди комнаты.
— О, Дональд… мне очень жаль!
Позабыв на секунду о собственных бедах, Фиона шагнула ему навстречу, протянув к нему руки.
Дональд не обращал на нее внимания. Его взгляд был устремлен в окно на крыши домов Челси. Пальцы его были сжаты в кулаки.
— Не сумел тихонько положить деньги на место, — хрипло выдавил он. — Не уродился мошенником. Просто дурак, и на это ума не хватило.
— Его не посадят в тюрьму? — поспешно спросила Фиона.
— Нет, — сказал Дональд, — пока нет, но могут. Мы ничего не знаем. Твои деньги могут его спасти. Конечно, они его уволили. Позже станет известно, что они собираются делать.
Я забрал твои деньги и не могу их вернуть. Может, пройдет много времени, пока это удастся. Понимаешь, мне теперь, кроме себя, придется содержать и брата…
Как бы мы ни экономили, я какое-то время не сумею с тобой расплатиться, разве что произойдет чудо.
— Все в порядке, Дональд, не беспокойся. Переживу, — сказала Фиона.
— Фиона, ты молодчина! — Дональд на секунду просиял, протянул руку, потрепал ее по плечу. — Не могу как следует поблагодарить тебя… наверное, никогда не смогу. Знаешь, ведь для меня много значит, что ты рядом. Даже если бы речь не шла о деньгах.
Ты знаешь, что я люблю тебя, Фиона. Уже давно. Неподходящий, конечно, момент говорить об этом, но мне необходимо тебе сказать. Я люблю тебя всей душой и всем сердцем.
В его голосе слышалось настоящее чувство, и Фиона вдруг ощутила слабость и опустилась в кресло.
— Все в порядке, Дональд, только, пожалуйста, не говори пока об этом. Я устала, ужасно устала.
— Фиона, да ты больна… Почему не сказала? Что стряслось, дорогая? Что с тобой произошло?
Фиона покачала головой.
— Ничего, — выдавила она, — ничего. Оставь меня в покое.
Дональду хватило такта не настаивать и не повторять свои вопросы. Видя, что она готова расплакаться, он отвернулся к окну, закурил сигарету, давая девушке время взять себя в руки.
Но когда он снова повернулся, то по-настоящему встревожился из-за ее бледного, изможденного лица.
— Пойду принесу тебе что-нибудь выпить, — сказал он. — Не спорь. Так ты сразу придешь в себя. Я недолго. Сиди тихо, пока не вернусь. — Он прихватил из буфета бутылку и пошел вниз по лестнице.
Как только звуки его шагов замерли, Фиона откинулась на спину и закрыла глаза. Все поплыло, закружилось большими кругами.
«Это просто слабость, — твердила она себе, — просто нервный шок». Хотя она знала, что вполне могла простудиться прошлой ночью.
Ей казалось, что после ухода Дональда прошло очень много времени. И тут он вошел с руками, полными разных пакетов.
Первым делом он опустил шиллинг в газовый счетчик, затем взял большую бутылку виски. Вдобавок купил сосисок и картошку.
— Сейчас приготовлю тебе настоящую еду, — пообещал он. — Знаю, ты не завтракала, и можешь не убеждать меня в обратном.
