Голос его звучал так странно, что Вернита невольно смутилась.
Экипаж подъехал к дому Верниты. Кучер спрыгнул и подал ей руку.
— Так помните, в семь часов, — негромко произнёс граф, приподнимая шляпу.
Не оглядываясь, Вернита перебежала грязную мостовую и скрылась в дверях угрюмого тёмного дома.
Она взлетела на свой чердак и бросилась прямо к сундуку.
Одно за другим появлялись из сундука вечерние платья — символы уже забытой благополучной жизни.
Какое же из них понравится графу?
Ещё не было семи, когда Вернита спустилась вниз и подошла к дверям, ожидая, не покажется ли из-за угла фаэтон графа.
Сегодня прихожая казалась ей ещё меньше и грязней, чем обычно. Вернита не могла понять, как они с матерью прожили два года в этой дыре!
Грязные обои клоками свисали со стен, а ковёр на лестнице облез и давно потерял первоначальный цвет.
Из кухни, как обычно, несло подгорелым жарким. На вешалке болтались шляпы и пальто всех фасонов и расцветок — жильцы вещали их здесь, не желая держать в комнатах.
Вскоре из-за угла показалась знакомая пара лошадей — на этот раз они везли не фаэтон, в котором Вернита ехала утром, а закрытый экипаж с кучером на облучке и лакеем на запятках.
Лакей спрыгнул, отворил дверцу, и оттуда показался граф в вечернем костюме — столь элегантный, что у Верниты захватило дух.
Давно уже ей не случалось видеть таких блестящих джентльменов! Граф напомнил ей о парижских балах, на которых Вернита веселилась два года назад.
Тогда ей казалось, что на свете нет ничего интересней и приятней великосветских приёмов. Но особенно запечатлелась в памяти ассамблея в Тюильри, куда повёз Верниту отец.
Огромный зал, освещённый сотнями свечей, толпы лакеев в зелено-золотых ливреях, пажи с золотыми цепями, блестящая форма молодых адъютантов — все это казалось Верните каким-то волшебным сном.
Вокруг толпились джентльмены в военной форме или в элегантных фраках со сверкающими драгоценными камнями в булавках шейных платков.
Теперь, когда граф вышел из кареты и направился к ней, собственное платье вдруг показалось Верните слишком простым и скромным.
В сундуке Верниты хранилось немало жёлтых, зелёных, голубых и розовых платьев, купленных на Бонд-стрит в предвкушении визита во Францию. Но Вернита не хотела одеваться ярко — ведь она только сегодня похоронила мать и должна соблюдать траур.
Она открыла сундук матери и нашла там сиреневое платье с кружевной отделкой и короткими рукавами, которые придавали ему лёгкий, летний вид.
Это платье леди Уолтем купила для себя, но, присмотревшись, решила, что такой покрой больше подходит молоденькой девушке.
Однако леди Уолтем так любила сиреневый цвет, что не могла отказать себе в удовольствии иногда, когда дома не было никого из посторонних, надеть это платье к семейному ужину.
К платью прилагалась длинная бархатная накидка того же цвета — одна из немногих, не подбитых мехом и потому избежавших продажи.
Вернита так давно не надевала вечерних платьев, что теперь, разглядывая себя в осколке зеркала, не могла поверить своим глазам.
Она чувствовала себя Золушкой, но мановению волшебной палочки превращённой в сказочную принцессу.
Но теперь Вернита боялась, что её наряд покажется графу слишком скромным. «Что, если ему будет стыдно сидеть рядом со мной?» — с тревогой думала она.
Граф взял её руку и поднёс к губам.
— Вы не только пунктуальны, что необычно для вашего пола, — заметил он, — но и прекрасно выглядите.
По-французски эти слова звучали дежурным комплиментом, но по-английски, подумалось Верните, их значение было бы глубже и интимнее.
Вернита залилась краской и не нашлась, что ответить.
Граф подвёл её к экипажу и помог сесть. Вернита откинулась на мягкую шёлковую подушку: её переполняло радостное возбуждение.
— Я рассчитывал поехать в какое-нибудь тихое местечко, где мы сможем поговорить, — заметил граф, — но, может быть, вы предпочитаете какой-нибудь из модных ресторанов?
— Нет, нет, конечно, нет, — поспешно ответила Вернита. — Вам, наверно, не стоит появляться на людях вместе со мной.
— Мне-то это безразлично, — ответил граф, — но вам начнут задавать вопросы и оказывать знаки внимания, а я не хочу ставить вас в неловкое положение.
Вернита сообразила, что граф снова намекает на её привлекательную внешность. Помолчав, она заметила:
— Я так давно никуда не выходила… и никогда ещё не обедала в парижском ресторане.
Мать Верниты считала вульгарным есть на глазах у десятков посторонних людей.
Как будто угадав её мысли, граф ответил:
— Я холост, так что ехать ко мне домой вы не можете. Я хочу спокойно поговорить с вами наедине, а это, думаю, можно сделать только в ресторане.
— Да, конечно, — согласилась Вернита.
Ей невольно вспомнились дешёвые кафе, куда не раз звала её с собой Луиза. Как хорошо, что Вернита ни разу не поддалась искушению и не приняла её приглашение!
Экипаж остановился на маленькой площади с клумбой в центре. Вывески на стенах высоких домов оповещали, что на первых этажах находятся недорогие рестораны с хорошей кухней.
Лакей помог Верните выйти из экипажа, и граф повёл её в ресторан. Он оказался совсем не таким, как представлялось Верните.
Вместо огромного зала, шумного и полного посетителей, она увидела несколько смежных комнат, в каждой из которых стояло два или три столика и удобные диваны у стен.
На стенах висели картины и зеркала: в воздухе чувствовался аромат цветов.
Мадам в шуршащем чёрном платье любезно встретила их и провела в пустую комнату, где они заказали столик у стены.
Вернита села, и услужливый официант тут же положил перед ней огромное меню в переплёте красной кожи.
Вернита беспомощно оглянулась на графа. В меню значились десятки блюд, к тому же Вернита не знала большинства замысловатых французских названий.
— Вижу, вы голодны, — заметил граф. — Позвольте мне сделать заказ для вас. После длительного недоедания опасно начинать с тяжёлой и жирной пищи.
Вернита поблагодарила его кивком головы и робкой улыбкой.
Закончив делать заказ, граф откинулся на спинку дивана и повернулся к Верните лицом.
— Вы, судя по всему, впервые ужинаете в ресторане, — заговорил он, — и, как мне кажется, вообще впервые ужинаете с мужчиной — если не считать вашего отца.
— Д-да, это правда, — ответила она.
— Что ж, я очень польщён, что оказался первым вашим кавалером, — улыбнулся Аксель. — Я хотел бы сделать этот вечер совершенно особенным, незабываемым для вас — тем более что он едва ли повторится.
