Книга Перебежчик - Евгений Сухов

Алевтине Симонюк только-только исполнилось семнадцать, когда в город Сумы пришли немцы. Ей стало не до учебы. Не закончив десятый класс, она пошла на кирпичный завод, продукция которого была остро необходима великому рейху. Людей, работающих там, немцы не отправляли в Германию.

Восьмого августа Алевтина, как обычно, шла домой. Она миновала Спасо-Преображенский собор, прошагала через зеленый тенистый скверик. Стоял приятный тихий и теплый вечер. Алевтина, уставшая после смены на заводе, шла не спеша, думала о разном. Вспомнила про ребят-подпольщиков, которых фрицы недавно повесили на главной площади.

Настроение ее было печальным. Ей хотелось плакать. В последнее время такое находило на нее довольно часто. Но больше всего девушка желала, чтобы все опять стало по-прежнему, ничего этого не было. Ни войны, ни немцев, ни гибели людей, которых она хорошо знала, со многими дружила и вместе училась в школе.

В сквере на лавочке сидели трое молодых немецких солдат в полевой форме. Они пили шнапс прямо из горлышка, бережно передавая бутылку друг другу.

Один из солдат заметил Алевтину и весело крикнул на ломаном русском:

— Эй, девушка, иди сюда! Мы вас хотим угостить.

— Нет, спасибо, — сказала Алевтина, вымучила из себя улыбку и ускорила шаг. — Я тороплюсь.

Один из двух других солдат о чем-то спросил этого своего приятеля. Ответа Алевтина, разумеется, не поняла. Но девушке было ясно, что речь шла о ней. Солдаты откровенно возмущались по поводу ее нежелания общаться с ними.

Разговорчивый немец еще разок хлебнул из бутылки, встал с лавочки и крикнул Алевтине:

— Эй! Иди сюда!

Девушка, не оглядываясь, зашагала еще быстрее.

Немцы встали, догнали Алевтину:

— Ты никуда не пойдешь! — услышала она.

— Отпустите меня! — заявила Алевтина. — Мне и правда нужно идти. Я иду с работы, очень устала и хочу отдохнуть.

— Ты можешь отдохнуть с нами.

Хмель брал вверх. Солдаты стали хватать ее за руки. Один из них, громко гогоча, нагло уцепил ее за грудь и больно ущипнул. Другой ощерился и лизнул ей щеку, обдав противным запахом самогонки. Немцы были сильно пьяны.

Они хохотали и волокли ее в глубь сквера. Алевтина отбивалась как могла, но это лишь раззадоривало пьяных солдат. Она поняла, что отбиться от немцев у нее не получится, и громко закричала. Один из немцев тут же зажал ей потной ладонью рот.

Молодой ефрейтор появился словно ниоткуда и резко выкрикнул какую-то короткую фразу. Девушка поняла, что он приказал пьяным героям оставить ее в покое. Двое солдат отпустили Алевтину, а третий не обратил никакого внимания на распоряжение ефрейтора и демонстративно полез девушке под платье.

Тогда неожиданный заступник вырвал Алевтину из его рук. Голос ефрейтора не предвещал для этих пьяниц ничего хорошего. Из его монолога девушка поняла лишь слово «лейтенант», но сообразила, что он грозился доложить командиру этих солдат об их недостойном поведении.

Солдаты хмуро посмотрели на ефрейтора, не-охотно отошли от Алевтины и отправились прочь, иногда оглядываясь.

— Спасибо вам большое, — сказала Алевтина и с благодарностью посмотрела на ефрейтора.

Тот беспомощно глянул на нее, сморщил лоб, какое-то время стоял в раздумье, а потом произнес:

— Я вас провожать.

— Вы хотите меня проводить? — Алевтина улыбнулась.

Ефрейтор ответил ей тем же.

Они молча прошли две улицы и вскоре оказались у дома Алевтины.

— Вот здесь я живу, — проговорила она.

— Да, — сказал немец, оглядывая небольшой деревянный домик на две семьи.

Потом он похлопал себя по груди и представился:

— Ральф Херманн.

Девушка кивнула и тоже назвалась:

— Алевтина Симонюк.

— Алевтина, — смешно выговаривая, повторил Ральф Херманн и добавил по-русски из того немногого, что знал: — Хорошо.

Ефрейтор пришел вечером на следующий день. В руках у него был бумажный пакет. Он робко постучал в дверь.

— Кто там? — спросила из-за створки Алевтина.

— Ральф Херманн, — послышался ответ.

Алевтина поняла, кто это, но открыла не сразу. Прихода немца она не испугалась, просто не поняла, зачем он явился.

«Ну и как мне теперь с ним себя вести? — раздумывала девушка. — Холодно и неприветливо? Но ведь это будет как-то нетактично по отношению к человеку, буквально вырвавшему меня из рук насильников. Неблагодарно и не по-людски.

Радушно? Но этот ефрейтор такой же оккупант и захватчик, как и те трое пьяных солдат. Пришел он сюда с войной. Улыбаться ему и быть с ним гостеприимной — не станет ли это предательством по отношению к людям, расстрелянным и замученным в застенках гестапо?

За долгие месяцы оккупации мне было хорошо видно, что среди немцев, как и в любой другой нации, встречаются разные люди, как плохие, так и хорошие. Да и случай в сквере был единственным за все время нахождения в оккупации. У них ведь не какая-то вольница, а армия с довольно строгими порядками. За связи со славянками, тем более за насилие, они наказывают весьма серьезно.

С какой стороны ни посмотреть, но этот Ральф Херманн мой враг, пусть даже и неплохой человек. К тому же радушие, проявленное к нему, он может расценить как расположение и даже симпатию. А стало быть, станет приходить еще и еще.

А нужно ли мне все это?»

Когда Алевтина все же открыла ему, немецкий ефрейтор Ральф Херманн широко улыбнулся. Его физиономия была доброй и располагающей. Алевтина, чуть помявшись, провела его в квартиру, и он с готовностью стал выкладывать из пакета на стол хлеб, консервы, колбасу и шоколад.

— Это вам, — сказал Херманн, опустошив пакет.

— Зачем? — спросила Алевтина и строго посмотрела на незваного гостя.