Она налила еще порцию, стараясь держаться естественно, хотя ожидание уже действовало на нервы. Сейчас Томми говорил о каком-то Брайсе, и Фарнсуорт объяснял, что этот Брайс хочет с ним увидеться, хочет работать на них, но прежде – увидеться с Томми; это невозможно, отвечал Томми, а Фарнсуорт убеждал, что такие ученые на дороге не валяются. Она начинала терять терпение: кому он нужен, этот Брайс? Но тут Томми резко закончил разговор, повесил трубку и, помолчав мгновение, задумчиво улыбнулся:
– Мой новый дом на юге штата уже готов. Хотите поехать туда? В качестве моей экономки?
Вот уж сюрприз, ничего не скажешь. Она заморгала.
– Вашей экономки?
– Да. Все будет готово уже в субботу, но там еще надо расставить мебель и все такое. Мне потребуется помощь. И… – Томми с улыбкой встал, опираясь на трость, и подошел к ней, – вы ведь знаете, как я не люблю незнакомцев. Вы могли бы говорить с людьми вместо меня.
Он замер, глядя на нее сверху вниз.
Она снова заморгала.
– Я налила вам выпить. На телевизоре.
Предложение было невероятным. Про дом она слышала, когда на второй неделе пришли люди из риелторской конторы: Томми покупал большую старую усадьбу с девятью сотнями акров земли в горах на востоке.
Он поднял стакан, понюхал:
– Джин?
– Я решила, вам стоит попробовать. Вкусный джин. Сладкий.
– Нет. Но я с удовольствием выпил бы немного вина.
– Конечно, Томми. – Она встала и, чуть пошатнувшись, направилась в кухню за специально купленной бутылкой сотерна и хрустальным бокалом. – Я вам не нужна, – заявила она оттуда.
– Нет, Бетти Джо, вы мне нужны, – серьезно отвечал он.
Она вернулась и встала рядышком, протягивая бокал. Томми, такой хороший! Ее почти колол стыд оттого, что она хотела соблазнить Томми, наивного, как дитя. На пьяную-то голову ей стало весело. Он, бедняжка, даже и не понял, поди, в чем дело. Небось, писал в серебряный горшок, пока был маленький, а если девочка пыталась его коснуться – убегал в ужасе. Или, может, он вообще голубой? Всякий, кто все время сидит за книжками и выглядит как он… Нет, голубые говорят иначе. А ей нравилось, как говорит Томми… Теперь он казался уставшим, но, если подумать, у него вечно такой вид.
Морщась от боли, он уселся в кресло и поставил трость рядом. Бетти прилегла на диван, лицом к нему. Томми не сводил с нее глаз, но вряд ли видел. Когда он глядел на нее так, ей становилось не по себе, вот и сейчас по телу заползали мурашки.
– Я приоделась, – сказала она.
– Верно.
– Угу. «Верно». – Она рассмеялась, не в силах сдержаться. – Брюки за шестьдесят пять, блузка за пятьдесят, а к ним еще золотое белье и сережки. – Она подняла ногу, демонстрируя ярко-красные брюки, почесала сквозь ткань колено. – На ваши деньги я могла бы одеваться как кинозвезда, только захоти. Могла бы поправить лицо, сбросить лишний вес и все такое.
Она с минуту ощупывала серьги, глубокомысленно дергая их и поглаживая ногтем гладкий металл, наслаждаясь тонкой болью в мочках ушей.
– Но не знаю. Я давно за собой не слежу. С тех пор как мы с Барни стали получать пособия, медстраховку и все такое, я просто плюнула на все, и, знаете, когда перестаешь об этом заботиться, то уже и так хорошо.
Какое-то время Томми не отвечал, и она в тишине допивала джин. Наконец он спросил:
– Вы поедете со мной в новый дом?
Она потянулась и зевнула, начиная поддаваться усталости:
– Вы уверены, что я вам действительно нужна?
Мгновение Томми смотрел на нее, и лицо его приобрело выражение, какого ей еще не доводилось видеть, вроде как умоляющее.
– Да, вы мне нужны. У меня очень мало знакомых…
– Конечно поеду. – Она устало всплеснула рукой. – Дура я была бы, если б не поехала, ведь вы, небось, платить будете вдвое больше, чем я стою.
– Прекрасно. – С лица Томми сошла озабоченность, он откинулся в кресле и взял со стола книгу.
Он еще не успел погрузиться в чтение, когда она, уже успокоившись, вспомнила о своих планах и, после короткой внутренней борьбы, предприняла последнюю попытку. Ей хотелось спать, и попытка вышла слабой.
– Вы женаты, Томми? – спросила она. Вполне очевидный вопрос.
Если он и догадался, к чему она клонит, то никак этого не показал.
– Да, женат, – сказал он, вежливо опуская книгу на колени и поднимая взгляд.
– Просто интересно было, – сказала она, смутившись. – Как она выглядит? Ваша жена.
– Похожа на меня, пожалуй. Высокая и стройная.
Смущение как-то перешло в раздражение. Сделав последний глоток, она заявила почти с вызовом:
– Я тоже была худышкой. – Затем, устав от разговора, встала и направилась в спальню.
Дурацкая затея, с самого начала. И может быть, он все-таки голубой. Что женат, еще ничего не доказывает. В любом случае странный. Красивый, богатый, но псих со справкой. С прежним раздражением она пробормотала: «Спокойной ночи», ушла к себе и принялась стаскивать дорогие шмотки. Потом, уже в ночной рубашке, уселась на краешек кровати минутку поразмыслить. Освободившись от тесной одежды, она почувствовала себя гораздо удобнее, и, когда наконец легла, все мысли отступили и ничто не мешало ей провалиться в глубокий сон, уютно заполненный не оставляющими следа сновидениями.
Глава 9
Летели над горами, но самолетик был устойчивый, пилот – опытный, так что Брайс не ощущал тряски; вообще движение почти не чувствовалось. Миновали Харлан, штат Кентукки (россыпь серых домиков у подножия холмов), и понеслись над голой землей к долине. Брайс со стаканом виски в руке увидел на миг далекое озеро, блеснувшее свежеотчеканенной ценной монетой, но тут самолет пошел вниз и сел на широкую, новую бетонную полосу, которая тянулась в долине, среди сухой травы и вывороченной красной глины, словно дикий эвклидов чертеж, оставленный каким-нибудь небожителем-геометром.
Брайс вышел из самолета в оглушительный грохот землеройной техники и суету краснолицых от жары людей в рубашках цвета хаки. Здесь вовсю кипело строительство чего-то, еще не успевшего принять более или менее ясные очертания. Навесы для техники вокруг здоровенной цементной платформы, ряд времянок… После тишины и прохлады самолета (личного самолета Томаса Джерома Ньютона, присланного за ним в Луисвилль) Брайс на миг растерялся от жары и шума, от всей этой бурной и малопонятной деятельности.
К нему подошел молодой человек, брутальный, будто с рекламы сигарет. На голове – пробковый шлем, закатанные рукава выставляют напоказ избыток загорелых молодых мускулов. Ни дать ни взять герой полузабытого приключенческого романа из тех, что в далеком детстве внушили Брайсу мечту стать химиком-инженером, человеком науки и дела. Он не улыбнулся молодому человеку, только кивнул, думая о своем брюшке, седеющих волосах и привкусе виски во рту.
