В День матери мы с Реджисом Филбином попросили зрителей нашей программы «Прямой эфир с Реджисом и Кети Ли» написать нам об их замечательных мамах. Мы получили тысячи писем. Люди, которые никогда не стали бы рассказывать о себе, поделились с нами откровенными историями о своих матерях. Вот одна из самых трогательных и запомнившихся нам историй. Написала ее Стейси Насалроуд.
Я – третий ребенок у своей матери и родилась, когда ей было 20. Сразу после родов медсестры унесли меня, и она не успела меня увидеть. Врач мягко объяснил ей, что у ребенка нет ручки ниже локтя, и посоветовал:
– Обращайтесь с ней, как с обычной девочкой, и даже строже.
И мама послушалась этого совета! Еще до того, как отец ушел от нас, ей пришлось вернуться на работу, чтобы обеспечивать семью. В нашем доме в Модесто (штат Калифорния) было пять девчонок, и все должны были помогать по хозяйству. Однажды, когда мне было лет семь, я прибежала из кухни с криком:
– Мам, я не могу чистить картошку – у меня всего одна рука!
– Сейчас же вернись на кухню, – строго ответила мама, не отрываясь от шитья. – И не смей больше использовать это оправдание!
Конечно же, я могла чистить картошку здоровой рукой, придерживая ее другой. Из любой ситуации можно найти выход, и мама это знала.
– Если очень захотеть, можно в космос полететь, – повторяла она.
Во втором классе учительница выстроила нас на школьном дворе – нужно было передвигаться по игровой площадке, перепрыгивая с одного турника на другой. Когда пришел мой черед, я отрицательно замотала головой. Кто-то сзади засмеялся. Домой я вернулась в слезах и вечером рассказала обо всем маме. Она обняла меня, и в ее глазах я прочитала: «Разберемся».
На следующий день после работы она повела меня в школу. На школьном дворе никого не было. Мама внимательно осмотрела турники.
– Подтянись на правой руке, – велела она. Я подтягивалась, пока у меня не получилось зацепиться за турник левым локтем, а мама стояла рядом и подбадривала меня. Так мы тренировались день за днем, и за каждую новую ступеньку мама меня хвалила.
Никогда не забуду, как мы снова собрались на школьном дворе. Я взбиралась все выше и выше, гордо глядя на детей, которые еще недавно смеялись надо мной. Теперь все они стояли, разинув рот.
Так было во всем: вместо того чтобы делать работу за меня или смиряться с оправданиями, мама заставляла меня находить решение.
Временами я на нее обижалась. «Она-то не знает, каково это, – думала я про себя. – Ей наплевать, что мне тяжело».
Однажды вечером, после танцев в моей новой средней школе, я лежала в кровати в слезах. Мама вошла в комнату.
– Что случилось? – мягко спросила она.
– Мама, – ответила я, всхлипывая. – Никто из мальчиков не захотел со мной танцевать из-за руки.
Она долго молчала и наконец сказала:
– Милая, когда-нибудь ты поколотишь их бейсбольной битой. Вот увидишь!
Голос ее дрожал. Я украдкой посмотрела – по ее щекам текли слезы. Только тут я поняла, как ей больно за меня. Но она никогда не показывала мне своих слез, потому что не хотела, чтобы я начала себя жалеть.
Спустя некоторое время я вышла замуж за первого парня, который, как мне казалось, принял меня такой, как есть. Но он оказался инфантильным и безответственным. Когда родилась моя дочь Джессика, мне хотелось оградить ее от своего неудачного брака, и я развелась. Пять лет я была матерью-одиночкой, и все эти годы мама была для меня каменной стеной. Когда мне хотелось поплакать, я бросалась в ее объятия. Когда я жаловалась, как тяжело возиться с маленьким ребенком после работы и учебы, она смеялась. Но если я хоть на минуту начинала себя жалеть, то тут же смотрела на нее и вспоминала: «Она вырастила пятерых!»
Я снова вышла замуж. У нас с моим мужем Тимом замечательная семья и четверо детей. Моя мама, которой пришлось упустить столько важных моментов с собственными детьми, с лихвой наверстала их с внуками.
Не раз я видела, как она баюкает Джессику, гладя ее по голове.
– Я буду ее баловать, а воспитанием пусть занимается ее мать, – повторяла она. – Теперь у меня есть на это право.
На самом деле она не баловала детей, а лишь дарила им любовь и терпение.
