С тоской посмотрела я на восток, туда, где не очень далеко проходила русская граница. Надеюсь, вторая визитка тоже не представляла для меня особой ценности. Задумавшись, я утратила бдительность, и подлец ветер немедленно этим воспользовался, выхватив из рук банковский счет, на обороте которого я расшифровывала Болековы каракули. Как дикий зверь набросилась я на него, схватив вместе с песком и смолой. Вот интересно, я уже давно заметила, что смола, по всей видимости, самая продуктивная субстанция из всех имеющихся на земле. И сейчас вроде бы всего капельку подцепила, но её хватило, чтобы основательно вымазаться не только самой, но в придачу испачкать сумку, шариковую ручку и полотенце. Злость всегда действовала на меня освежающе, вот и сейчас я встряхнулась и сообразила, что лучше бы мне уйти наконец с проклятого пляжа. И вообще, на кой черт я устраивала это представление? Могла ведь сразу сесть в машину, которую оставила недалеко от бункера по ту сторону дюн, и в ней спокойно ознакомиться с инструкциями Болека. А потом уж для конспирации, так и быть, могла выкупаться в море, не понеся при этом никакого материального ущерба. Переутомилась я, видно...
Вернувшись к себе, я вымылась, переоделась в сухое, заварила кофе и наконец опустилась в кресло, чтобы спокойно обо всем подумать. А когда в дверь постучал Зигмусь, я покинула свою обитель через окно. Правильно я думала, окно мне действительно пригодилось...
* * *
К восемнадцати часам я объехала все три порта. Болек обнаружился в пассажирском, и то лишь благодаря тому, что небольшой прогулочный теплоход опоздал на целых четверть часа. Болек явно ожидал его прихода. Въезд на территорию порта машинам запрещен, и все происходящее я наблюдала издали, поэтому могла только видеть, но не слышать. Один из матросов спустился по сходням и передал Болеку тяжеленную сумку. Разглядеть всю сцену я не могла, заслоняли люди, я поняла лишь, что Болек получил обещанную передачу.
Поскольку не удалось прочесть всю записку, я не имела понятия, что же мне теперь следовало делать. Хорошенько запомнить моряка, передававшего сумку? Обратить внимание на кого-то из толпы? Проследить за Болеком? По нашим предположениям, передача должна содержать наркотики, являясь одним из звеньев преступной аферы.
Так я думала до тех пор, пока Болек не перенял посылку. Наркотики — не свинец и не платина, не могли они столько весить. Болек не притворялся, сумка оказалась страшно тяжелой. Поднять её Болек сумел, но тащил с трудом, сгибаясь чуть ли не вдвое, и то и дело ставил на землю, чтобы сменить руки. Я решила пренебречь окружающими и все внимание посвятить Болеку.
Парень с трудом доволок неподъемную ношу до своей машины, старенького «фиата». Тяжеленная, огромная сумка в него не поместилась. Из укрытия в некотором отдалении я наблюдала за действиями Болека. Оставив сумку без присмотра, — ничего удивительного, вряд ли на неё покусился бы какой вор, во всяком случае, далеко с ней не сбежал бы — Болек отправился на переговоры с рыбаками, возившимися неподалеку со своими лодками. Сговорился, одолжил у них небольшой прицеп, на котором те обычно возят улов, приладил к «фиату» с помощью одного из рыбаков, видимо хозяина прицепа, погрузил в него контрабанду и осторожно двинулся в сторону морского порта. Я двинулась следом.
А потом у меня закралось подозрение: возможно, тяжеленный багаж состоял из продуктов питания, поскольку Болек, проехав немного, остановил машину, стащил сумку с прицепа и, волоча по земле, скрылся с ней где-то на задах портового бара.
Почти полчаса я провела, любуясь на тамошнего кота, разъевшегося до того, что чуть не лопался от сытости. Самый счастливый из всех котов мира, он грелся на солнышке, будучи не в состоянии пошевелиться, лишь приоткрывая время от времени янтарные глаза, а его роскошная рыжая шерсть блистала в солнечных лучах. Не знаю, что бы я делала без этого кота, отрады для души и зрения, ибо все остальное во мне бушевало от бешенства из-за бесцельно потраченного времени. Кипя от ярости, так ничего и не узнав, вернулась домой.
Вытряхнув песок из одежды, я не смогла вытрясти его из волос, поэтому для успокоения решила вымыть голову. Косметические и парикмахерские процедуры всегда действовали на меня благотворно и не мешали думать, наоборот, весьма способствовали процессу мышления. Под успокаивающее урчание ручного фена я принялась всесторонне обдумывать дело Гавела, пока отодвинув на дальний план аферу с Болеком как излишне нервотрепную.
Итак, у меня появился подозреваемый. Один-единственный, на него ясно и недвусмысленно указывали показания всех опрошенных мною свидетелей. Глупость какая-то! Изо всех сил он старается привлечь к себе внимание: суетится, мечется, отчаянно жестикулирует, без передышки болтает, поднимает шум, а потом убивает Гавела. Полный кретин или человек, уверенный в своей безнаказанности? Возможна и такая версия: после обеда с Гавелом садится на самолет и улетает, например, в Аргентину, где его ждет потайное теплое гнездышко.
Колодзей мог соврать, мог сам прикончить Гавела, но трудно предположить, что он находится в сговоре со швейцаром, кельнером и барменшей, вряд ли владелица «Пеликана» набирала сотрудников из сплошных преступников, тем более что делала это ещё зимой. Не могла она знать ещё тогда, что в разгар сезона к ней в пансионат приедет Гавел и его придется убрать.
Нет, слишком примитивно все это выглядит, наверняка в деле имеется второе дно, и я обязана до него докопаться. Только как?
В любом случае следовало разыскать этого единственного подозреваемого, пусть даже он и в самом деле смылся в Аргентину. Значит, следует продолжать розыскную деятельность, возможно, даже поселиться в «Пеликане», порасспрашивать людей, не исключено, кто-нибудь и видел подозреваемого, заметил, как тот садился в какую-нибудь машину, мог и номер запомнить, не все машины краденые, вдруг повезет? Я сделала ошибку, не порасспросив об этом.
Или вот еще, отпечатки пальцев! Наверняка подозреваемый их где-то на чем-то оставил, следовательно, надо отыскать. Если, например, впрыснул Гавелу яд или только поцарапал его, мог это сделать с помощью миниатюрного шприца. Зажал в кулаке и... Чушь, даже если это и так, выбросить его в укромном месте, раздавить, в порошок стереть, — никакой детектив в жизни не найдет, не то что я, разве только какой специально выдрессированный полицейский пес, и то не всякий. Думай, думай, на чем ещё преступник мог оставить отпечатки? Сидели за столом, посуда, приборы... И то и другое давно вымыли. Стул? На стуле могли сохраниться отпечатки его пальцев, да мне какая от них польза? Даже если и найдем подозрительного типа, не станет отпираться, — да, сидел на этом стуле, все видели, ну и что?
Да нет, нельзя так рассуждать, одернула я себя. Известно ведь, для идентификации человека отпечатки его пальцев просто необходимы, а уж там будем решать, для чего они. На каждом из ресторанных столиков стоит вазочка с цветами, пепельница. Эх, надо было спросить Колодзея, хватался ли тот припадочный за вазочку или пепельницу, может, передвигал по столу? Или вот зажимы для салфеток, уж к ним любой прикоснется, если пользуется салфетками. Их не меняют, стряхнут скатерть, а вазочки, пепельницы, салфеточные кольца поставят опять на место. Правда, на них обязательно окажутся пальчики уборщицы, не страшно, под ними могут сохраниться и другие отпечатки.
