Книга Награда - Даниэла Стил

К весне 1944 года дела у немцев на фронте шли из рук вон плохо, а Сопротивление, напротив, набирало силу и препятствовало оккупантам как только возможно. Авиация союзников каждодневно совершала налеты на Германию, и ситуация оборачивалась не в пользу нацистов. К июню, когда пошли слухи об эвакуации немецкой армии из Парижа, началось повальное разграбление музеев. Немецкие офицеры массово вывозили в Германию шедевры искусства. Высшее командование и художественная комиссия за последние четыре года забрали из Лувра все, что пожелали. Герман Геринг, глава Люфтваффе и известный коллекционер, двадцать раз прилетал в Париж и отправлял в Германию вагоны с предметами искусства. Гитлер был в Париже только раз.

Дома евреев давно были разграблены, вещи присвоены теми офицерами, которые желали отправить домой трофеи, а деньги конфискованы в пользу германского правительства. Теперь даже офицеры низшего ранга хватали все, на что падал их взгляд. Потеря сокровищ Франции была источником ярости и возмущения французов, хотя страшнее всего было потерять жизнь теперь, когда предстояла последняя битва.

Но единственное, что интересовало Гаэль, были задания ОСИ и спасение детей. Некоторые просидели в укрытиях годы, но теперь их отвозили к протестантам, а Красный Крест помогал переправлять их через границу. Люди делали все, что в их силах, лишь бы дети оказались в безопасности, а Гаэль стала активным членом Сопротивления еще с тех пор, как полтора года назад увезла маленького Жакоба. К этому времени она потеряла счет детям, перевезенным в безопасные дома, переданным в надежные руки. Ей говорили, что таких тысячи, а кто-то даже называл число — пять тысяч с чем-то, но война еще шла, хотя конец, похоже, был близок. На это указывала паника среди немцев, которые уже планировали отступление и старались перед бегством прихватить с собой побольше, прикрывая наглое воровство сбором трофеев.

Гаэль как раз доставила по нужному адресу восьмилетнюю девочку, которую два года прятали в грязном подвале, и ее благодетели боялись, что немцы найдут ребенка до окончания оккупации, поэтому попросили помощи у ОСИ и связались с протестантами Шамбона. Все прошло прекрасно, как обычно, но когда Гаэль отдыхала после тяжелой поездки, к ней поднялась Аполлин и сказала, что ее хочет видеть начальник гарнизона. Он никогда не присылал солдат передавать приказы и не приходил сам и всегда оставался неизменно вежливым и учтивым, по-прежнему справлялся о здоровье ее матери, ставшей тенью той, кем была когда-то.

Несмотря на то что недоедала и была очень худа, Гаэль расцветала с каждым днем и становилась все красивее. В свои девятнадцать она была неотразима.

Девушка благодарила Бога, что ни командующий гарнизоном, ни его подчиненные не позволяли себе никаких вольностей с ней. Это так противоречило тем историям, которые она слышала в деревне! Некоторые местные девушки заводили романы с немцами и даже рожали от них детей, к величайшему возмущению остальных жителей, которые плевали в них, встретив на улице, и обзывали предательницами и шлюхами.

— Не знаешь случайно, что ему нужно? — шепотом спросила Гаэль у Аполлин, спускавшейся следом за ней.

— Он не сказал: попросил только позвать тебя в гостиную.

Когда Гаэль вошла в комнату, взгляд офицера был устремлен в пространство, словно мысли витали в миллионе миль отсюда.

Он, как всегда, справился о здоровье ее матери. Гаэль ответила, что ей не лучше и что жара только усиливает головные боли.

— Мне так жаль… Война поступила с ней очень жестоко. — Командующий гарнизоном сочувственно покачал головой, хотя оба знали, что не только с ней — война убила и покалечила огромное количество людей.

Нервы Агаты не выдержали, и здоровье, особенно после гибели мужа и сына, уже не восстановить.

— У вас все в порядке? — спросил он, как-то странно глядя на Гаэль, как никогда раньше, отчего ей на минуту стало не по себе, словно он вдруг увидел в ней женщину и ровню. — Должно быть, вам очень не хватает отца и брата.

Гаэль занервничала еще больше. Что он задумал? Впервые она не чувствовала себя в безопасности наедине с ним и молилась, чтобы ему не взбрело в голову изнасиловать ее.

Она пыталась выглядеть серьезной, почтительной и неприступной одновременно, но на деле смотрелась красивой и очень молодой, особенно для него. Гаэль знала, что он овдовел в начале войны, но бабником не казался. В отличие от многих офицеров он никогда не пытался заигрывать с местными женщинами и был всегда неизменно корректен и вежлив.

— Не стану отрицать, — призналась Гаэль, стараясь говорить ровным тоном.

Ни к чему откровенничать: ее чувства его не касаются — ведь это он виноват в смерти ее отца и, пусть и не лично, в исчезновении Фельдманов и многих других семей.

— Полагаю, вы верны своей стране, — заметил командующий гарнизоном осторожно, и по ее спине пробежала дрожь ужаса.

Неужели что-то пронюхал о ее тайной жизни?

— Да, — спокойно ответила Гаэль, изо всех сил стараясь оставаться бесстрастной.

— Вы выросли в этом доме, среди прекрасных вещей. Какое счастье, что в вашей стране так много национальных сокровищ. В Германии их тоже много, но, боюсь, мои коллеги и соотечественники ведут себя здесь чересчур алчно.

Гаэль понятия не имела, куда ведет этот разговор, но видела в его глазах боль и сожаление. Он много размышлял, перед тем как позвать ее, но не мог придумать другого способа выполнить свой план. Своим подчиненным он не доверял и старался не заводить друзей среди местных жителей, чтобы позже его не обвинили в предательстве. Будучи немцем до мозга костей, он все же не соглашался со многими приказами, которые приходилось выполнять.

— Как вы относитесь к своим национальным сокровищам — знаменитым шедеврам Франции? — спросил он прямо, сделав ударение на слове «сокровищам».

Гаэль в недоумении уставилась на него, не понимая цели вопросов, но в то же время испытала облегчение, оттого что немец не задал других, которых она панически боялась. Если узнают, ее убьют, как убили отца, Гаэль это знала, но пошла на риск добровольно: жизнь детей того стоила.

— Это счастье — иметь возможность лицезреть такие шедевры, — сказала Гаэль как можно благожелательнее, хотя в музеях не была с начала войны и меньше всего думала о национальных сокровищах, в отличие от командующего.