– Если это не раны, – буркнул я, – то что?
– Вас интересует мое мнение? – ухмыльнулся Баттерс. – Чума.
Я зажмурился, а потом открыл глаза и уставился на него, моргая, как последний идиот.
– Чума, – повторил он. – Или, точнее, мор. Его потроха могли бы служить учебным пособием по инфекционным заболеваниям. Ну, я еще не все результаты анализов получил, но те, что уже готовы, все до одного дают положительный результат. Всё – от бубонной чумы до ангины. А ряд симптомов, что я у него обнаружил, не соответствует ни одной из известных мне болезней.
– Вы хотите сказать, он умер от инфекции? – тупо спросил я.
– От инфекций – во множественном числе. И еще: мне кажется, в их числе оказалась оспа.
– Я думала, оспы больше не существует, – сказала Мёрфи.
– Да нет, хватает пока. Наверняка хранится еще – скажем, в лабораториях по разработке биологического оружия. И здесь.
Мгновение я продолжал хлопать глазами.
– То есть мы стоим у трупа, нашпигованного всякой заразой?
– Да вы не напрягайтесь, – утешил Баттерс. – Самая дрянь в нем не передается по воздуху. К тому же я как следует продезинфицировал тело. Вы в маске; не будете до него дотрагиваться – и вам ничего не грозит.
– А оспа? – не успокаивался я.
– У вас прививка.
– Но это ведь опасно, разве нет? Держать здесь вот такое?
– Ну да, – мягко согласился Баттерс. – Но больница полна под завязку, и если я доложу об оспе, как вы представите себе ее эвакуацию?
Мёрфи предостерегающе покосилась на меня и шагнула между мной и Баттерсом.
– Вы установили время смерти?
Баттерс пожал плечами:
– Я думаю, не больше сорока восьми часов назад. И все эти инфекции расцвели абсолютно одновременно. Я бы назвал причиной смерти либо болевой шок, либо одновременный отказ нескольких жизненно важных органов в сочетании с поражениями тканей от чрезвычайно высокой температуры. Каждый, кто выскажет предположения насчет конкретных органов, получает голубую ленточку. Легкие, почки, сердце, печень...
– Мы примерно поняли, – перебила Мёрфи. – Дайте договорить. Такое впечатление, будто все болезни, с которыми этот парень когда-либо имел хоть какое-то дело, собрались и сговорились о времени, чтобы навалиться разом. Да у него микробов в теле больше, чем кровяных клеток! Я нахмурился:
– А потом, уже после его смерти, кто-то нашинковал его?
Баттерс кивнул:
– Отчасти. Хотя порезы на груди не посмертные. Кровь из них сочилась. Должно быть, перед смертью его пытали.
– Гм... – сказал я. – Зачем?
Мёрфи смотрела на труп, и в ее голубых как лед глазах нельзя было угадать ни одной эмоции.
– Кто бы ни изрезал его так, он забрал руки, чтобы затруднить идентификацию после смерти. Это единственная логическая причина, которая приходит мне в голову.
– Мне тоже, – согласился Баттерс. Я хмуро смотрел на стол.
– Но зачем мешать идентификации, если покойник скончался от болезни? – Баттерс начал осторожно опускать руку покойника, и тут я заметил кое-что. – Постойте-ка, подержите так.
Он удивленно посмотрел на меня. Я шагнул ближе к столу и заставил его снова поднять руку. Я едва не проглядел это на фоне потемневшей от отека мертвой плоти – крошечную, не больше квадратного дюйма татуировку, расположенную на внутренней стороне бицепса. Незамысловатую – нанесенное полустертыми уже зелеными чернилами изображение символического открытого глаза, напоминающего немного эмблему Си-би-эс.
– Видели? – спросил я.
Мёрфи с Баттерсом уставились на татуировку.
– Тебе она знакома, Гарри? – поинтересовалась Мёрфи. Я покачал головой.
– Напоминает немного древнеегипетский символ, только линий поменьше. Эй, Баттерс, у вас листок бумаги найдется?
– Найдется и получше, – отозвался Баттерс. Он порылся в поддоне одной из каталок, извлек оттуда допотопного вида «Полароид» и пару раз щелкнул затвором. Потом передал одну карточку Мёрфи, которая помахала ею в воздухе, пока проявлялось изображение. Я получил вторую.
– О'кей, – пробормотал я, размышляя вслух. – Парень помер от миллиарда болезней, которых ухитрился каким-то образом подцепить одновременно. Как вы думаете, это заняло много времени?
Баттерс пожал плечами?
– Без понятия. То есть, я хочу сказать, шансы на одновременное заражение всей этой дрянью практически равны нулю.
– Несколько дней? – настаивал я.
– Скорее уж часов, – вздохнул Баттерс. – Если не минут.
– Ладно, – кивнул я. – И на протяжении этих нескольких часов кто-то взял нож и нарезал его, как тунца в консервной банке. А покончив с этим, забрали его руки и голову, а тело выбросили. Где его нашли?
– Под переходом через железную дорогу, – ответила Мёрфи. – Вот в таком виде, без одежды.
Я покачал головой.
– И дело передали ОСР?
Мёрфи раздраженно поморщилась:
– Да. Отдел убийств спустил его нам, потому что занят каким-то громким делом, из-за которого все городские шишки на ушах стоят.
Я отошел от трупа, хмурясь и пытаясь сложить воедино все, что узнал. Шанс того, что по свету бегает множество людей, имеющих привычку пытать людей, нарезая их на манер машинки для уничтожения документов, вряд ли велик. По крайней мере я надеялся, что таких немного.
Мёрфи с серьезным видом смотрела на меня.
– Что? Гарри, тебе что-то известно?
Я покосился на Баттерса, потом перевел взгляд обратно на Мёрфи.
Баттерс поднял руки и повернулся к двери, на ходу стягивая перчатки, полетевшие в контейнер с красным значком биологически опасных материалов.
– Вы, ребята, подождите пока здесь, а агенту Малдеру надо выйти прогуляться. Буду через пять минут.
Дверь за ним закрылась.
– Тапки-зайчики и полька, – проворчал я, глядя ему вслед.
– Я бы на твоем месте отнеслась к нему серьезнее, – заметила Мёрфи. – Он отличный профессионал. Может, даже слишком.
– Что ты хочешь сказать?
Она отошла от стола, и я шагнул следом за ней.
– Это Баттерс занимался телами после пожара в Бархатном Салоне.
Пожара, который устроил я.
– Да?
– Гм... В его первоначальном отчете утверждалось, что часть обнаруженных на пожарище останков принадлежит гуманоидам, но никак не людям.
– Угу, – кивнул я. – Красным вампирам. Мёрфи устало вздохнула:
– Нельзя же писать такое черным по белому боссам, которые по умственному развитию ненамного ушли от младенцев. Баттерса три месяца продержали в психушке – типа на обследовании. Когда он вышел оттуда, попробовали турнуть с работы, но его адвокату удалось доказать, что они не имеют на это права. Поэтому он только лишился руководящей должности и угодил сюда – на ночные смены. Но он-то понимает, что в мире не все так просто. И теперь звонит мне, когда получает что-то вроде этого.
