«Джон».
Не сейчас.
— Ты очень бледный, Кон, Что-то случилось.
— Ничего. Абсолютно ничего. Просто мне нужен глоток воды.
Рахсана снова легла и уставилась в потолок.
— Ты только там недолго.
Грамматикус вошел в уборную и закрыл за собой дверь. Он замер ненадолго, склонившись над раковиной и опираясь руками на ее края.
«Не сейчас, повторял он мысленно. — Не сейчас».
Его руки чувствовали прохладу каменной чаши. Он плеснул в нее немного воды из кувшина, все это время ощущая старое потрескавшееся зеркало у себя за спиной.
Он обернулся.
Из мутной глубины зеркала на него смотрел Гахет.
«Ты поступил неправильно, Джон. Интимные отношения с этой женщиной ставят под угрозу твою миссию».
«Проваливай».
«Джон, ты рискуешь всем. Ты знаешь, что на кону. Что ты творишь?»
«Повел себя, как человек, для разнообразия».
«Джон, мы устраняли наших агентов и за меньшее».
«Не сомневаюсь. Устраняли. И не в старые времена, а недавно, да?»
«Я не угрожаю тебе, Джон».
«Вообще-то, ты именно мне угрожаешь».
Грамматикус взглянул в зеркало.
«Галактика должна жить».
«Ну да, ну да. А нельзя ли пожить в этой Галактике немного?»
Лицо Гахета медленно растворилось.
Джон ополоснул лицо холодной водой.
«Ублюдки».
Из рассветных сиреневых сумерек выплыл эскорт, чтобы забрать Грамматикуса к точке высадки. Он уже давно был готов и провел последний час укладывая в сумку вещи. Джон попросил подождать, пока он допьет прохладный кофеин и доест фрукты и хлеб, оставшиеся со вчерашней ночи. Рахсана удивила его, проснувшись.
— Ты собирался уйти, не попрощавшись?
— Нет, — солгал он.
— Хорошо.
Рахсана убрала с лица белокурую прядь и посмотрела на Грамматикуса.
— Ты не очень-то похож на местного, — заметала она.
— Этим вопросом я займусь позже.
— Ну что ж, тогда пока. Император защитит.
— Будем надеяться.
— Попытайся вернуться живым. Я хотела бы увидеть тебя еще раз.
— Вернусь. — На этот раз он говорил правду. — Я тоже хотел бы увидеть тебя снова.
Рахсана наклонила голову набок.
— В тебе есть что-то особенное, Кониг. Ты как будто видишь меня насквозь.
— Так и есть, — ответил Джон.
Эскорт, состоящий из молодого паши и троих сонных солдат, ждал его на заднем дворе. Там же стоял и легкий спидер, поблескивающий металлическим корпусом.
— Сэр. — Паша поприветствовал Грамматикуса, как только тот появился в дверном проеме с перекинутой через плечо сумкой.
Джону потребовалась секунда, чтобы все узнать о паше. Индонезия, Пурвакартский административный округ, возможно, один из Чианджурских ульев.
— Ты из какого подразделения? — спросил Джон на малайском.
Собеседник удивленно моргнул и улыбнулся.
— Арахна, сэр. Я и не знал, что вы из Тихоокеанского округа.
— Я не оттуда. Я отовсюду.
Они пересекли двор и через нижние уровни вышли к КПП и воротам с часовыми. Имперские солдаты знали, что у противника имеются шпионы и диверсанты, и Грамматикус испытал необычное чувство, так легко покидая охраняемую территорию, будучи одним из агентов противной стороны.
Выехав за территорию дворца, спидер прибавил скорость и двинулся по разрушенным улицам города. Над руинами медленно вставало солнце. Грамматикус пытался расслабиться на заднем сиденье. Он уже пожалел, что заговорил с молодым пашой. Офицер смотрел по сторонам и продолжал разговаривать с Джоном о различных местах, в которых тот никогда не был и не собирался бывать. Грамматикус был в Чианджуре лишь один раз, в составе армии, спалившей все поселение дотла, за пять сотен лет до того, как улей, в котором родился молодой паша, был запланирован.
Джон закрыл глаза и подумал о Рахсане.
«Ты как будто видишь меня насквозь». Она даже не подозревала, сколько правды в этих словах. Его разум мог видеть насквозь кого угодно. Эти мысли заставляли его думать о том, о чем он старался никогда не вспоминать: в тот день, встретив Императора, пожимая ему руку и чувствуя его силу, глядя ему в глаза, за этим благородным и чистым лицом он увидел…
Лишь на долю секунды увидел…
— Сэр, вам плохо? — спросил паша. — Вы резко побледнели.
— Нет. Я в порядке. В полном порядке, — ответил Грамматикус.
Они выбрались из руин и теперь ехали по изрытой траншеями земле вдоль имперских оборонительных линий. Нижний край неба заливал свет поднимающегося солнца. Километры пустыни отмеряли огневые точки, строгие силуэты которых резко выделялись на фоне восхода. Повсюду попадались палатки, похожие на огромные пузыри, с торчащими из них флагами.
— Вон наша стоянка, — произнес паша, когда они проехали мимо одного из знамен.
Грамматикус повернул голову и увидел на нем Арахну, маленькую девушку скромного вида с необычайно большой грудью. Возможно изображение было знаком указывающим будущее и судьбу.
Точкой высадки оказался длинный туннель коллекторной системы города, приблизительно в восемнадцати километрах от дворца. Этот район подвергли бомбардировке три месяца назад, и он хорошо охранялся. Помимо солдат Гено, за территорией круглые сутки следили боевые сервиторы. Выход на другом конце туннеля так же строго охранялся, но уже нуртийцами. Однако Грамматикус не собирался проделывать весь путь в тот конец.
Паша представил его дежурному офицеру, гетману по имени Марино. Марино перевел сервиторов в пассивный режим и стал смотреть, как Джон спускается вниз, в утробу туннеля.
Темнота, с которой он так часто встречался на своем жизненном пути, вновь поглотила его.
Через десять километров и полтора часа он выбрался из туннеля недалеко от возвышающихся стен порта Мон-Ло.
Фонарь он погасил и убрал в сумку вместе с армейскими ботинками и солдатским жилетом.
Его путешествие в темноте дало ему достаточно времени, чтобы полностью погрузиться в новую личность. Он больше не был Конигом Хеникером. Теперь его звали Д'сал Хулта. В целом для маскировки он не предпринял почти ничего. Обернулся поверх одежды в розоватый шелк, надел легкие ботинки и капюшон. Его кожа была не столь темной, как у нуртийцев, и хороший шпион Па'хель обязательно стянул бы волосы в узел под капюшоном, а все тело намазал бы специальным маслом.
Грамматикус никогда не шел на такие крайности, даже тогда, когда на этом настаивали те, кто его обучал, Он больше полагался на свой разум, кроме того, эти масла пахли Изначальным Уничтожителем, и мазаться ими даже ради маскировки Джон не собирался.
