Но вернемся к шортам. Когда я сказал «короткие», то имел в виду очень короткие. В дюйме от предела, за которым окружающие получали возможность оценить ваши яйца.
Мы готовились к физкультуре. Я не обращал внимания на Уилла, чей шкафчик был по соседству с моим, но как только увидел его шорты, отвернуться стало практически невозможно.
— Слушай, эти твои шорты… Тебе пора от них избавиться.
Мы как раз бежали по стадиону.
— Эти? Правда? — И отправился на последний круг, который мы позже назвали «круг позора».
С тех пор я несколько месяцев не видел этих шорт, до самого моего дня рождения. Я удивился, что Уилл принес подарок в школу. И даже написал открытку:
«Дорогой Ривер, по случаю твоего пятнадцатого дня рождения дарю тебе то, что лучше всяких слов скажет, как много ты для меня значишь».
Я развернул подарок. Шорты.
За эти годы мы то и дело возвращали их друг другу. Я оставлял их в его машине или в рюкзаке. Уилл пробирался в мою комнату и подкладывал их в ящик стола. Я отправлял их ему в летний лагерь в посылке из дома. Но никто с тех пор их не надевал.
Пока Уилл не появился в нашей кухне утром в четверг.
— Давай, Ривер, поторопись. Я отвезу тебя в школу, — предложил он.
К одиннадцатому классу Уилл вырос, и шорты достигли нового уровня… непристойности. Мама в изумлении смотрела на него.
— В чем дело, Деб? — Парень повернулся вокруг своей оси. — У меня что-то в зубах застряло?
— Уильям Паркер, — сказала мама. — Что, ради всего святого, ты надел?
Он приобнял ее за плечи:
— Деб, Риверу надо взбодриться. А эти шорты несут в мир радость.
— Если бы мы не опаздывали, — сказал я, — заставил бы тебя сделать круг позора.
Я затащил Уилла к себе в комнату и бросил ему свои джинсы. Всю дорогу до школы мы хохотали.
Мое хорошее настроение продлилось до перемены перед шестым уроком, когда я буквально споткнулся о стол, за которым сидела Ванесса, лучшая подруга Пенни, с коробкой денег и грудой напечатанных пурпурных билетов.
— Привет, Ривер, ты как? — Она произнесла это с таким выражением, как если бы спрашивала: «Что ты чувствуешь после того, как твоего щенка задавили?», или «Как ты поживаешь с тех пор, как твое лицо обезобразили?», или что-нибудь вроде этого. — Пойдешь на дискотеку? Будет суперкруто. Пенни идет. — Она протянула один билет. — Тема «Пурпурный дождь».
Я не знал, что сказать. В моем сознании будто мела сильная метель…
Я вспомнил, как однажды вечером на вечеринке у Джонаса, когда мы с Пенни решили прогуляться по кварталу, я взял ее за руку и сказал, что собираюсь ее поцеловать, а она ответила: «Так чего же ты ждешь?»
Я приблизился к девушке. Положил обе ладони на ее плечи. Мы стояли на улице под деревом, у дома, где только что выключили свет. Пенни жевала свою любимую синюю жевательную резинку.
Не могу сказать, что поцелуй был идеальным. Пенни нравилась мне с девятого класса, и сосредоточиться было сложно, поскольку мозг без конца вопил: Я СОБИРАЮСЬ ПОЦЕЛОВАТЬ ПЕННИ БРОКВЭЙ. Но все же поцелуй был неплох, поскольку после него Пенни отстранилась и закусила верхнюю губу. Тогда я впервые заметил эту ее привычку. Она улыбнулась:
— Пойдем куда-нибудь и повторим.
Я сделал вид, что потрясен до глубины души.
— Ах ты, распутница! — воскликнул я. — Думаешь, со мной вот так легко?
Потом я наклонился и быстро поцеловал Пенни так, как целуют по привычке, не как девушку, которую целовал всего раз в жизни минуту назад. Но я чувствовал себя так, словно целовал Пенни вечность — не в том смысле, что мне надоело, а в том, что это воспринималось как привычное дело.
Взявшись за руки, мы прошли еще три квартала до парка, куда я иногда водил Натали.
Мы сели на лавке подальше от фонарей и целовались до тех пор, пока кожа вокруг губ не покраснела. Я чувствовал себя как пьяный. Пенни нежно перебирала мои волосы — они ей всегда нравились.
Я думал, как мне вести себя в школе в понедельник? Как разговаривать с Пенни? Будет ли это неловко? Захочет ли она сесть со мной за обедом? Но неожиданно мы оказались парой. Это было просто.
Я не тревожился о том, как идут наши дела, до того самого дня, как мы выехали на середину озера в Эхо-Парке…
— Я не смогу пойти, — сказал я Ванессе.
— Почему? — Она казалась искренне разочарованной.
— Потому что занят.
— Очень жаль. — Ванесса вернула билет в коробку. — Думаю, я должна тебе сказать, что Пенни идет с Эваном Локвудом.
У меня в голове повалил густой снегопад.
— Не говори ей, что это я сказала, — попросила меня Ванесса. — Не хочу, чтобы она злилась, но… по-моему, тебе следует об этом знать.
Прежде чем я понял, что делаю, я уже открыл кошелек и купил два билета.
— Это для тебя и Мэгги? — спросила Ванесса. Она знала, что мы с Мэгги просто друзья.
— Нет.
Ванесса пересчитала каждый доллар и разгладила купюры. Затем протянула мне билеты:
— Увидимся с тобой и… с кем ты там придешь.
На самостоятельные занятия я опоздал и скользнул на стул рядом с Люком, который уставился на билеты в моей руке так, словно это был резиновый цыпленок или хомяк.
— Дискотека? — спросил он.
Я пожал плечами.
Я сторонился школьных дискотек. Я не ходил на них до тех пор, пока не встретил Пенни. Ей нравилось наряжаться, выбирать для меня костюм, ходить под руку и прижиматься ко мне во время медленных танцев. Остальное время Пенни танцевала с друзьями: так ей было веселее, а кроме того, гуманно по отношению ко мне — никому не стоило видеть, как я танцую. Это не лучшее зрелище.
Люк никогда не ходил на дискотеки, а Уилл был всего раз, когда девушка, которая ему не слишком нравилась, пригласила его, застав врасплох, и Уиллу не хватило смелости отказать. Мэгги иногда приходила с другими девочками, в основном чтобы наблюдать за окружающими. Но теперь, когда мы были выпускниками, обычные дискотеки казались невероятной глупостью, поскольку год заканчивался выпускным балом.
— Я подумал, может, нам стоит пойти, — улыбнулся я.
— Ты приглашаешь меня на дискотеку? — Люк просто обалдел.
— Типа того.
— Ты совсем сбрендил?
— Т-с-с-с! — Мистер Баумгартен, наш инспектор, присутствующий на уроках самостоятельной работы, оторвал взгляд от своих бумаг.
Эван Локвуд играл с Люком в баскетбол. Может, Люк знал, что Эван попросил Пенни пойти на дискотеку, или Ванесса ошиблась?
