Ванечка не тревожил его. У него было занятие. Сначала мальчик вел телефонные переговоры на два голоса, изображая крокодилов, требующих прислать галоши, или газелей. Потом пошла чистая импровизация:
Пауза. Ваня выслушивал невидимого собеседника.
— В эту пятницу. За двадцать минут до закрытия.
Снова молчание. Оно длится ровно столько, чтобы на другом конце провода успели ответить.
— Хорошо, — одобрительный, поучающий тон. — Вдвоем с Негативом. Он знает маршрут.
На что Ванечка, зажав микрофон трубки ладонью, отозвался раздраженным, совсем не характерным для него голосом:
— Закрой дверь. Тебе давно спать пора.
«И правда, пора, — послушно подумал Грачев. — Закрой дверь… Осторожно, двери закрываются… Не проспать бы остановку… Мамонтовка… Мамон… мама…»
Глава 10 ПРЕДАТЕЛЬ
«Богородице Дево, радуйся, благодатная Марие, Господь с Тобою: благословена ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших…»
Это было первое детское воспоминание Сергея Грачева. Тихие слова молитвы он всегда слышал сквозь сон. Только сквозь сон, потому что, как только он открывал глаза, Надежда Егоровна тут же замолкала.
Времена были такие — атеистические времена. И если бы мальчик вдруг повторил молитву на людях, в детском саду или, позже, в школе, то не избежать бы ему строгого допроса. И тогда он, не дай Бог, на всю жизнь мог усвоить, что верить в Господа — позорно и вредно.
Это сейчас в церковь тянутся все кому не лень. Кто ради моды, кто для развлечения. А Надежда Егоровна Грачева веровала всегда, даже в самые безбожные периоды жизни нашей. Веровала горячо и глубоко, не выставляя свою религиозность напоказ, но и не пропуская ни церковных служб, ни постов.
Младенца Сергея она носила крестить сразу после роддома, тайком от родственников. И лишь через много лет показала сыну маленький латунный крестик, который бережно хранила в резной шкатулке.
Когда-то Надежда Егоровна мечтала стать учительницей, да не пришлось. Так и проработала до пенсии красильщицей на камвольном комбинате.
Но любовь к детям осталась. Когда Сережа был ребенком, в доме вечно толклись его друзья и однокашники, и не было у них от Надежды Егоровны секретов. Да и теперь некоторые навещают, только все реже: некогда, обзаводятся собственными семьями.
Надежду Егоровну очень беспокоило то, что Сережа, не в пример остальным, никак не женится.
— Больно уж ты разборчивый, — сетовала она. — А обо мне подумал? Глядишь — так и не успею внуков понянчить.
— Еще и правнуков успеешь, мать! — отшучивался Сергей. — Ты сто лет жить будешь.
— Твоими бы устами, — вздыхала Надежда Егоровна. — Вот скажи, чем тебе, к примеру, Катя Семенова плоха?
— Всем хороша, да рыжая слишком, — смеялся он. — Говорят же: рыжий да красный — человек опасный.
— Глупый ты у меня… Когда только поумнеешь?
— Скоро. Только докторскую защищу…
* * *
— Следующая станция — «Мамонтовка». Граждане пассажиры, при выходе из вагонов не забывайте свои вещи.
Сергей очнулся: к счастью, не проспал.
Вещей у него не было, зато пришлось взять на руки Ванечку, которого сморил сон.
К дому Надежды Егоровны добрались без приключений. На всякий случай Сергей вошел не в калитку, а приблизился к дому через одному ему известную дыру в заборе.
Прильнул к окну: кажется, все тихо. Хозяйка одна, гладит выстиранное белье.
Вошел без стука. Мать от неожиданности ойкнула и перекрестилась:
— Сережа? Ты откуда в такую пору?
— Тише, мать, — он уложил Ванечку на тахту, снял с него шапочку, стал расстегивать сапожки.
— Рыжик, — узнала Надежда Егоровна. — А где же Катюша?
— Она… — Сергей запнулся. — Короче, мать, вот что. Пусть Иван побудет пока у тебя.
— Разуйся, Сережа, а мальчика я сама раздену. Гляди, как наследил.
— Наследил… наследил я сегодня много. Ну, мать, мне пора. Побежал. Ты извини, что наследил.
— И не перекусишь?
Тут проснулся Ванечка, уставился на Сергея:
— Усатый! Ты что, уходишь?
— Дела, Иван.
Мальчик спрыгнул с тахты, обхватил ногу Грачева:
— Нет! Нет! Я с тобой! — Он всхлипнул. — К маме!
— А в чем дело? Случилось что? — заволновалась Надежда Егоровна.
— Некогда, мать, прости. Я тут… наобещал человеку, — он кивнул на Ваню, — пирожков с повидлом, так что ты уж постарайся, а? И на печке полежать, наверху.
— Не хочу на печку, хочу к маме, к маме, к маме, — зашелся в плаче мальчик, не отпуская ногу Сергея.
Тот разжал детские пальцы — в спешке это получилось грубовато. Выскакивая за дверь, услышал за спиной пронзительный Ванин возглас:
— Ну и уходи! Предатель!
Глава 11 ХОРОШИЙ МУЖИК
Ребенок пристроен надежно, один камень свалился у Сергея с души. Но оставалось этих камней еще видимо-невидимо.
Совершенно неясно, что делать дальше. Сейчас бы посоветоваться с опытным юристом. Но время близится к полуночи, юридические консультации давно закрыты, теперь уже — до понедельника.
Да и как отнесется официальный юрист к человеку, сбежавшему с места преступления, против которого — все улики, которого в буквальном смысле схватили за руку? В лучшем случае, скажет:
— Вы, гражданин, честно расскажите все как было, как вы убивали. А я, так и быть, соглашусь стать вашим адвокатом на суде. Возможно, мы с вами вместе найдем смягчающие обстоятельства: ревность, например, состояние аффекта, — и тогда вам дадут не высшую меру, а, скажем, лет пятнадцать строгого режима. Хотя, извините, при чем тут ревность, если ограблена касса и, кроме вашей знакомой, убит еще один ни в чем не повинный человек. Да и к тому же сопротивление при задержании. Может, тот милиционер, которого вы перекинули через голову во время побега, повредил себе шейные позвонки? Так что, увы, надеяться на оправдательный исход нет оснований. Отдохните пока, а мы тем временем сообщим о вас куда надо. Иначе нас, извините, обвинят в сокрытии информации, важной для раскрытия преступления…
А в самом деле: обязан или не обязан юрист в консультации сообщать о таких случаях «куда надо»? Скорее, обязан. Это же не священник, хранящий тайну исповеди. И не доктор с его клятвой Гиппократа и врачебной тайной.
Так что обращение в консультацию отпадает. Ах да, ведь все равно же — уик-энд. Как выражается Антон — у-ик. Энд. Конец.
