– Смотри, – шепнула Тамара.
За соседним столом крайний мужик выложил на угол пачку десятирублевок, поманил официантку, ткнул толстым пальцем в деньги.
– По одной за удовольствие. – Он важно взглянул на официантку, как бы между прочим сунув в рот сигарету.
Перелыгин мог поклясться, что не заметил, как официантка выхватила из кармашка на переднике зажигалку, получив за доставленное «удовольствие» первый «червонец».
За другими столами происходило то же самое. Одичавшие за сезон мужики раскачивали бесшабашное, нервное, готовое сорваться в истерику веселье. Заказы музыкантам сыпались один за другим. Договорились больше трех раз подряд одну и ту же песню не повторять, сколько бы денег ни предлагали.
– Что-то дам не видно, – повертел головой Перелыгин, разглядывая захмелевшую мужскую массу, уже порывающуюся танцевать друг с другом.
– Дамы на подходе. – Тамара нарисовала на лице обольстительную улыбку, откинулась на спинку стула, ее полная грудь встопорщила тонкую серебристую водолазку. – Смотри, чтобы глаза не разбежались.
– А ты не провоцируй массы, – шикнул Перелыгин, сверля глазами водолазку.
– А тебя можно? – Тамара слегка толкнула его ногу под столом.
– Не доводи до греха! – Перелыгин, озираясь по сторонам, прислушался к разговорам.
Проводя день за днем в редакции, он за все лето не выбрался ни на прииск, ни в артель. О старателях газета почти не писала. Считалось, от артели попахивает не вполне «нашим».
– Посиди, – попросила Тамара и встала навстречу темноволосому, плотному мужчине лет тридцати пяти, похожему на всех остальных толстым свитером и прической. Пока они говорили, мужчина несколько раз быстрыми глазами через ее плечо ощупал Перелыгина. Почувствовав это, Тамара оглянулась, улыбнулась.
Он в ответ кивнул головой, пытаясь представить на этом застолье Лиду, в грязноватом кафе с простыми деревянными полами и шаткими столами, а вечерами – у печки, которую он уже несколько раз топил, глядел на огонь, сидя рядом на маленькой скамеечке. Нет, не захочет она привыкать к неустроенной, скитальческой жизни, думая только об одном – когда все закончится. А такая жизнь, был уверен Перелыгин, не жизнь – сплошное мучение. От такой жизни можно довести до чего угодно и себя, и близкого человека. Не каждая женщина способна отправиться на край света, урезонивал он себя. Это было слабым утешением.
Он смотрел на Тамару, красивую, элегантную даже в простой темной юбке и водолазке, на ее медные волосы, по обыкновению затянутые в тугой пучок, на соблазнительную фигуру, стройные ноги… Почему же она не казалась ему пришлой, случайно оказавшейся здесь? И почему на ее месте не может быть Лида? И почему, наконец, у него не пропадает ощущение, что кто-то предлагает ему заменить Лиду Тамарой, приспособленной к этой жизни? Кто посылает это искушение?
Не успела Тамара сесть, как в зал стали входить дамы. Их приглашали к определенному часу, и они терпеливо ждали, когда откроют дверь, – первая часть застолья считалась мужской. Эти женщины жили в Поселке. Кое-кого из них он узнал. Но сейчас все они: и знакомые, и незнакомые – надели на лица одинаково яркие маски, из-под которых выглядывали нетерпеливые глаза.
Музыка заиграла веселее. Бодрее забегали официантки. Чаще звенели бокалы. Громче звучали голоса. Такие застолья давно стали частью поселковой жизни. Их ждали, к ним готовились, на них возлагали надежды. Как чуткие, сообразительные чайки, откуда ни возьмись, слетаются на поднятый из глубин трал с рыбой, в небольшую кофейню к голодным, непритязательным мужчинам при деньгах собирались непритязательные одинокие женщины. Иногда между ними вспыхивали удивительные, непредсказуемые отношения. Некоторые из мужчин после этого вечера так никуда и не уедут, загуляв с местной красоткой до начала следующего сезона.
– Как отдыхается, Тамарочка? – У столика возник среднего роста блондин в коричневом костюме. – Позволите присесть? – Он придвинул пустующий стул. – Карасев Виталий Петрович, лучше – просто Виталий и на «ты», – протянул он Перелыгину руку. – Заместитель Градова, Олега Олеговича. – Он сделал многозначительную паузу. – Про меня вряд ли слышали, а про «хозяина» наверняка доводилось. А вы – Перелыгин? Егор Перелыгин, верно?
Олег Олегович Градов был председателем самой знаменитой и богатой в районе, и не только в районе, артели, той самой, чьи старатели первыми появились в зале. Он принадлежал к элите, тщательно взращиваемой самим министром цветной металлургии. Входил в узкий круг председателей артелей страны, с которыми всесильный министр имел обыкновение советоваться, держал возле себя, что являлось неприкасаемой охранной грамотой.
– Доводилось, – кивнул Перелыгин, пожимая протянутую руку. – Неужели все правда?
Карасев рассмеялся, метнул в Перелыгина любопытный взгляд.
– Вот он, обывательский подход! Вы у нашей красавицы, – он томно улыбнулся Тамаре, – поинтересуйтесь, она про нас много знает, только вы ей писать не даете, потому как наше право на жизнь не признаете, хотя без нас-то – куда? – Он располагающе посмотрел на Перелыгина.
– Гляди-ка, разошелся, – шикнула Тамара, но Перелыгин остановил ее:
– Обыватель – всего лишь «живущий постоянно», но это к слову. Значит, без старателя не обойдемся?
– Смельчаков попробовать что-то не видно! Давайте засунем все артели в госспособ, построим семь поселков со школами, яслями, больницами, клубами и торжественно похороним по причине нерентабельности. Когда окрестные лагеря приказали долго жить, рабсила вмиг вздорожала, а дальше? Конечно же! Цена золотого граммика стала подниматься, как ртуть в градуснике. – Карасев оглядел Тамару и Перелыгина. – А у больного гангрена! – гоготнул он, подняв рюмку. – Слава богу, – он промокнул губы салфеткой, – остались умные люди. – Он заговорщицки наклонился к Перелыгину. – Города будущего в партийных кабинетах легко возводить, а у каждой россыпушки их не настроишь. Такое у нас с партией расхождение во взглядах.
– Вы тоже после себя ничего не оставляете. – Перелыгин увлекался разговором.
– Специфика и целесообразность, – развел руками Карасев. – Вы не обратили внимания, что золото находят в неудобных местах. Древние инки добывали его в своих жутких горах, мы – инки современные – в местах, где жизнь нормальному человеку противопоказана. Мы – вечные скитальцы, золотопоклонники, передвижники. А город-сад не передвинешь. Пример у вас перед глазами. Олово выгребли – Поселок загнивает. Хотя, какой, к дьяволу, наш Поселок город-сад? – Карасев пренебрежительно отодвинул тарелку. – Барак! Ему до сада, как до Китая, извините, раком.
– Ты с ним не спорь. – Тамара повернулась к Перелыгину. – Заморочит голову или обманет.
– Тамарочка! – всплеснул руками Карасев.
– Брось, – перебила она. – Человек еще артели в глаза не видел.
– Мы вмиг это поправим! – оживился Карасев. – Прилетайте, поохотимся, баньку организуем, того-сего сообразим. – Поднимаясь, он доброжелательно улыбнулся. – А может, на сезон-другой к нам? Полное представление получите и трудоднем не обидим.
