– Минус один на девяти лунках, – произнесла девушка, – великолепно.
– Минус один, – сухо откликнулся Честер.
– Тридцать четыре удара. А каков рекорд поля?
Честер вздрогнул. Он был так поглощен горем, что и думать забыл о рекордах. Ему вспомнилось вдруг, что местный профессионал (он же рекордсмен) прошел первые девять лунок всего на удар лучше. Другой рекорд равнялся ста шестидесяти одному и принадлежал Питеру Уилларду.
– Шестьдесят восемь, – ответил Честер.
– Какая досада, что вы так неудачно начали!
– М-да, – кивнул Честер.
Он говорил рассеянно – как показалось, вяло и без всякого энтузиазма, а все потому, что у него как раз забрезжила мысль о рекорде. Однажды Честеру уже удалось пройти первые девять лунок в тридцать четыре удара, но тогда он не ощущал той непоколебимой уверенности в собственных силах, что сопутствует гольфисту на пике формы. В тот раз ему просто везло, и он знал это. Да, мяч залетал в лунку, но как-то неуверенно. Сегодня Честер не испытывал и тени сомнения. Играя с грина, он чувствовал, что направляет мяч точно в лунку. Рекорд, говорите? А что такого? Взять и бросить к ее ногам на прощание! Она уедет, навсегда исчезнет из его жизни, выйдет за кого-нибудь замуж, однако до последнего вздоха будет помнить этот великолепный раунд. Вот выиграет он Открытый и любительский чемпионаты во второй – третий – нет, лучше четвертый раз, и она подумает: «А ведь я была с ним, когда он побил рекорд своего клуба». Всего-то и надо разок-другой сыграть ниже пара на последних девяти лунках. Вардон – свидетель, почему бы и нет?
Если вы знакомы с нашим полем, то, несомненно, полагаете, что Честер Мередит поставил перед собой нечеловеческую задачу, ведь нужно было сыграть последние девять лунок за тридцать три удара. Даже местный профессионал, занявший в свое время шестое место в Открытом чемпионате, ни разу не вышел из тридцати пяти, а он, надо сказать, играл превосходно, да и гандикап имел отрицательный. Однако Честер был настолько уверен в себе, что, готовясь к драйву на десятой лунке, даже не думал о неудаче. Каждая клеточка его тела дышала успехом, кисти сделались тверже закаленной стали, а в глазах появилась та самая орлиная зоркость, что позволяет рассчитать приближающий удар с точностью до сантиметра. Честер мощно взмахнул клюшкой, и мяч пролетел настолько близко к указателю, что казалось, заденет его.
– Оо-ой! – воскликнула девушка.
Честер не проронил ни звука. Он был весь в игре. Мяч скрылся за холмом, но Честер, при его-то знании поля, мог без труда определить место приземления. Оттуда можно сыграть айроном, а дальше хватит одного удара, чтобы закончить лунку ниже пара. Несколько минут спустя третий удар Честера достиг цели.
– Оо-о! – вновь выдохнула Фелиция.
Честер молча направился к одиннадцатому полю.
– Нет-нет, не стоит, – сказала Фелиция, когда он хотел было установить для нее мяч. – Я, пожалуй, больше не буду играть. Лучше просто посмотрю.
– Вот бы вам на меня всю жизнь смотреть! – сказал Честер, естественно не вслух. Вместо этого он произнес: «Как вам будет угодно» с такой холодностью, что Фелиция поежилась.
Одиннадцатая – одна из самых коварных лунок на всем поле, впрочем, вы наверняка убедились в этом на собственном опыте. Выглядит она до неприличия просто, но небольшая рощица справа от фервея, хоть и кажется безобидной, расположена так, что при малейшей ошибке мяч оказывается среди деревьев. Здесь-то Честеру и не хватило той точности, с которой он прошел последние лунки. Пролетев сотню метров по прямой, его мяч слегка отклонился и, ударившись о ветку, упал в самые заросли. Один удар пришлось потратить, чтобы выбраться на фервей, еще один, чтобы попасть на грин. Следующий удар Честера едва не достиг цели, но мяч, докатившись до края лунки, заглянул внутрь и остановился, словно передумал падать. В этот миг самые отборные ругательства были готовы сорваться с его уст, но он сдержался. Честер посмотрел на мяч, затем на лунку.
– Ай-ай, – произнес он.
Фелиция тяжело вздохнула. Удар нибликом из кустов произвел на нее неизгладимое впечатление. «Ах, если бы этот потрясающий гольфист был хоть капельку человечнее! О, если бы она могла все время находиться рядом с ним, наблюдать, как именно ему удаются такие блестящие удары, быть может, со временем и она чему-нибудь научилась бы». Фелиция была честна с собой и признавала, что ее драйву явно недостает длины. Если бы Честер был ее мужем и мог в любую минуту помочь советом, чего бы она только не достигла! Одно его слово – и неверная стойка была бы исправлена. Доведись ей ошибиться при ударе, он тут же объяснил бы ей, в чем причина. Ведь Фелиция понимала: смени она гнев на милость, и Честер всегда будет с ней.
Однако могла ли она заплатить такую цену? После блестящей игры на третьей лунке Честер разве что не зевал от скуки. Вот только что мяч так предательски повел себя, а этот тип и глазом не моргнул. «Ай-ай! И это все, что он может сказать по этому поводу? Нет, – печально размышляла Фелиция, – ничего не поделаешь. Выйти замуж за Честера Мередита все равно что связать судьбу с Сомсом Форсайтом[10], Уилоби Паттерном[11] и всеми приятелями Криспина одновременно». Девушка молча вздохнула.
Стоя на стартовой площадке двенадцатого поля, Честер размышлял, как полководец перед сражением. Оставалось сыграть еще семь лунок, причем на два ниже пара. Двенадцатое поле не внушало оптимизма. На этой длинной лунке со сложным фервеем даже Рэй и Тейлор потратили по пять ударов, когда играли выставочный матч. Так что здесь не было места подвигу.
Ведущая резко в гору тринадцатая, где до последнего не видно лунки, а грин окружен ловушками, потребует не меньше четырех ударов. Четырнадцатая, где при малейшей ошибке скатываешься в овраг? Конечно, однажды он прошел ее в три удара, но по чистой случайности. Нет, на этих трех лунках придется довольствоваться паром и надеяться на пятнадцатую.
Пятнадцатая лунка с прямым фервеем и несколькими ловушками около грина не представляет сложности для настоящего гольфиста, поймавшего свою игру. Сегодня Честера не страшили никакие ловушки. После второго удара мяч почти презрительно просвистел над пропастью и остановился в полуметре от лунки. К шестнадцатой Честер подошел с твердым намерением сыграть оставшиеся три лунки хотя бы в минус два.
Человеку, плохо знакомому с особенностями нашего поля, это, без сомнения, покажется несбыточной мечтой. Однако Зеленый комитет проявил, быть может, излишне сентиментальную склонность к счастливому концу. Последние лунки у нас устроены сравнительно просто. На шестнадцатом поле широкий фервей и пологий спуск к лунке. Семнадцатую и вовсе можно пройти одним ударом, если бить по прямой. А восемнадцатая, хотя и вводит в заблуждение тем, что приходится играть вверх по холму, и искушает воспользоваться мэши вместо легкого айрона для второго удара, в действительности не так уж сложна. Даже Питеру Уилларду на этих трех лунках время от времени удавалось записать в свою карточку пять, шесть и семь, не считая ударов с грина. Полагаю, именно благодаря такому легкому завершению сложного поля бар нашего клуба славится атмосферой всеобщего ликования. Здесь каждый день полно людей, которые, позабыв о мучениях на первых пятнадцати лунках, так и светятся от удовольствия, рассказывая о подвигах на последних трех. Всех особенно воодушевляет семнадцатая, в которую изредка залетает даже срезанный второй удар.
